Как только первый из стражников рванулся вперед, меч полыхнул чёрным огнем. Зарычав, колдун одним ударом перебил противоборствующую сталь пополам, отбрасывая ногой оппонента от себя. Та же участь постигла и второго, а остальные четверо напали уже синхронно, одновременно отмерев от действующего до того заклинания. Огромными от слёз глазами она смотрела на то, как яростно пытается сопротивляться Дэниал, как его голос почти обращается в сплошное рычание и речь становится далека от человеческой. Он ругается, что-то кричит не на французском, иногда мешает древний и с ним. И как из её нежного зверя, Дэниал обращается в другого, не знакомого, но в глазах не мелькает и толики Тьмы, что пугала её. Она видит, как он пылает изнутри. Почти вживую, как светятся алым глаза, превращаясь из тихого омута в яростный шторм кровавого моря. Как рушатся все мороки и оковы, а на его теле проступают чёрные, вперемешку с багровыми, узоры. Но людям остаётся видеть только те, что на руках — рукава он закатал по локоть. Как он сопротивляется, остервенело и беспощадно, не пытаясь щадить невольных палачей. Княже рвал и метал, волосы, так и не собранные в хвост, метались вместе с ним из стороны в сторону, колдун скалился, ладони то и дело полыхали сиреневым огнем, а меч, кажется, даже изменился. Той же форме, вот только гарда и рукоять сейчас были черны и в узорах, взамен простой древесной. Да и само железо приобрело темные тона. Он был… собой. В последний час своей жизни он был собой и защищал еще надежду на то, что не оставит свое рыжее чудо.