Фелисия поднимает руки. Достаточно одной только воли. Достаточно только представить и все они будут гореть, кричать. Их постигнет та участь, которую они приготовили для её мужа.

— Нет! — ещё один рывок и Дэниал вырывается, бросаясь к ней и договаривая уже в беге, — Я не дам сделать тебе этого снова!

Колдун обхватывает её, прижимает к себе, пачкает кровью платье и целует так, как никогда не целовал до этого. Впервые на людях, почти впервые настолько страстно и желанно.

— Уходи отсюда!

Его снова оттаскивают, на неё направляют оружие и берут в кольцо. Возникает смутное ощущение, что когда-то это уже случалось. Но там была не одна, а другая. Похожая, впрочем, настолько, что становится еще больнее.

— И позаботься о ней! Сделай так, чтобы наша дочь жила! Ты... не знала? 

Фелисия недоумённо моргает, подается ближе. Она успевает увидеть его несчастное и отчаянное выражение лица перед тем, как кольцо вокруг ведьмы становится плотнее. А затем её бросает резко вверх и столь же внезапным жестом вниз.

Фелисия кричала. Страшно надрывно, согнувшись на кровати и прижав руки к груди. Не плакала, не рыдала, а просто кричала. И пусть жгучие слёзы все равно были, пусть они раздирали изнутри, она всё равно не плакала. Только кричала. В большой комнате лопались горшки, осыпались на пол, пугая Серона — кот забился в угол, распушившись и сверкая из него глазами. Другие обитатели дома попрятались.

Она потеряла счет времени, когда, выдохнувшись, прекратила и просто смотрела перед собой. Руки в крови. В настоящей, вполне реальной, имеющей тот самый отвратительный запах, который она никогда не чувствовала, но всё равно ненавидела. И это была единственная вещь, которую Фелисия когда-либо ненавидела действительно по-настоящему, до злобы и скрежета зубов.