* * *

Время текло медленно, поскольку ничто не отмечало его течение. В их тёмном и беззвучном чреве мир перестал существовать. Лишённый внешних раздражителей, разум Пенни начал создавать образы и звуки, чтобы наполнить пустоту. Сперва они были маленькими — воображаемые шумы, или полууслышанные фразы, иногда сопровождаемые внезапным образом или мерцанием света, но с течением времени они стали всё более реальными.

— Всё кончено, — сказал Мордэкай, сидя рядом с ней.

Она проигнорировала эту иллюзию, ибо знала, что то обман её собственного разума.

— Прости, — добавил он.

— «За что? Ты не сделал ничего плохого», — мысленно возразила она.

— За всё, — сказал он, отвечая на её мысль, — за то, что многое скрывал от тебя в прошлом; за то, что не сумел тебя защитить; за всё. Я пытался сам со всем управиться, а теперь всё полетело к чёрту.

— Ты всегда был идиотом, но я не думаю, что это — твоя вина, — сказала она тогда. — Не ты же создал Мал'гороса.

Это вывело Уолтэра из его собственной задумчивости:

— Что?

— Ничего, — быстро сказала она ему.

— Но я ведь таки создал Мал'гороса, — сказал Мордэкай, продолжая. — Или, по крайней мере, дал ему силу, с которой всё и началось.

— «Ты говоришь о войне с Гододдином?» — безмолвно спросила она.

— Ты была там, со мной, ты помнишь, — печально сказал он.

— «У тебя не было выбора».

— Выбор всегда есть, Пенни, — тихо сказал он. — Просто мы иногда его не видим.

— «Что бы ты выбрал сейчас, если бы мог всё это изменить?»

— Быть дома, с тобой, наблюдая за тем, как ты причёсываешь волосы, слушая детей, болтающих в кроватях в надежде на то, что мы подумаем, что они уже спят.

Последняя ремарка была для неё уже слишком, и она замотала головой:

— Пожалуйста, Уолтэр, впусти сюда немного света. Думаю, я схожу с ума.