Гарэс меня удивил.

— Не думал, что у тебя есть чувство юмора.

Он зловеще улыбнулся:

— Висельный юмор — моя специальность.

Победить я не мог, поэтому заткнулся. Не потому, что потерпел поражение, а потому, что мои слушатели были слишком ограничены, и не ценили мой юмор. Я несколько раз повторил это про себя, пока мы поднимались по лестнице. Лишь когда мы вышли из подземелья, я осознал, что не стал отрицать самое важное.

— Она мне не подружка, — запоздало подчеркнул я.

— И не моя, — сказал Тирион, зловеще посмеявшись. — Скорее временное развлечение.

Он меня довёл. Разъярившись, я махнул руками в сторону, заставив соединявшую мои запястья длинную цепь просвистеть по воздуху. У Тириона были хорошие рефлексы, и он поймал цепь, но кончик петли продолжил движение, оставив красный рубец на его щеке.

Он дёрнул цепь, заставив меня споткнуться и упасть вперёд, а потом упёрся носком сапога мне в грудину. Я ощутил, как его эйсар вспыхнул, и к моему загривку прижалось что-то острое.

— Не советую испытывать меня сегодня, мальчик, если только не хочешь, чтобы у тебя по дороге в зал суда случился несчастный случай.

Кашляя и хрипя, я вынужден был проглотить свой гнев, но от этого во рту у меня остался горький привкус. «Наступит день», — молча поклялся я, — «когда я заставлю тебя заплатить за эту ремарку». Я ему много чего задолжал.

Схватив меня за локти, они вздёрнули меня на ноги, и потащили вперёд, пока я не смог снова заставить ноги повиноваться мне. Когда мы наконец вышли из дворца под утреннее солнце, я был почти ослеплён его ярким светом. Однако они не стали давать мне время привыкнуть. Понукая, они провели меня по двору к главным воротам.

— Снаружи ждут твои поклонники, — иронично сказал Тирион.

Так и было. Улица между дворцом и Зданием Правосудия была забита людьми, и если судить по их выкрикам глумлению, видеть меня они были не очень рады. В столице я был непопулярен с той ночи, когда перерезал всех верных Трэмонту людей чередой убийств, чем заработал себе прозвище «Кровавый Граф». Обычно узнававшие меня в Албамарле люди опускали взгляд, или шли в противоположном направлении, когда видели моё приближение — но кандалы на моих запястьях придали им смелости выразить истинные чувства.

Те, кто был ближе всего, плевались в меня, в то время как стоявшие чуть позади кидались гнилыми фруктами и другими вещами, о которых и думать страшно. К счастью, моим сопровождающим не хотелось быть заляпанными отбросами, поэтому они возвели щит, укрывавший нас троих от грязи.

Мы должны были вот-вот войти в здание суда, когда я услышал позади нас новый крик. «Хайхор» — заголосила толпа. Обернувшись, я увидел, как улицу пересекает Леди Роуз, и, к моему ужасу, она шла одна.