– Я не пойду с тобой, – она покачала головой.

– Хорошо, я понимаю тебя. Но не отгораживайся от огромного мира, частью которого ты являешься.

– Ты сказал, что станешь говорить мне только правду. Так скажи мне правду, Ник, примет ли меня Племя, как свою?

Ник молча смотрел на нее, и Мари видела по его глазам, как борются в нем чувства. Наконец, он ответил – неохотно, но честно:

– Я не знаю. Племени никогда не приходилось принимать кого-то вроде тебя. Я не знаю, как оно поступило бы.

– Спасибо, что сказал правду.

– Я никогда не солгу тебе, Мари.

Их взгляды встретились, и они долго смотрели друг на друга, пока Мари не ощутила странное волнение внизу живота. И первая отвела глаза.

– Пошли. Надо добраться до ручья. И мне пора в нору. Зора, наверное, уже привела девушку, и ей нужна моя помощь.

Ник обнял ее за плечи, и это показалось Мари фамильярным, хотя она тут же одернула себя. Она лечила этого человека. И видела его полностью раздетым, и не раз. И ничего в этом неловкого не было. Так что же случилось сейчас?

Мари обхватила его за пояс, и они пошли.

Все обошлось лучше, чем она думала. Обряд поглощения солнца явно укрепил силы Ника, и хотя идти было трудно и двигались они медленно, но они осилили путь. Мари привела его к южной части Рачьего ручья, восточный берег которого не был так предательски крут. Они осторожно перебрались на противоположный берег, и Мари вздохнула с облегчением, когда Ник ступил на твердую землю.

– Отсюда ты уже доберешься до Племени? – спросила она.

Ник кивнул:

– Доберусь.

– Хорошо. Ладно. Прощай, Ник. – Она развернулась и собралась уже было идти, но он остановил ее, коснувшись руки.

– Мари, я смогу снова тебя увидеть?

– Ник, давай не будем обещать и надеяться. Ты – из Древесного Племени. Я – из Землеступов. Для нас это неестественно – быть друзьями.

– Твоя мать и твой отец думали по-другому.

– А у них и было по-другому. Гален любил маму. – Она произнесла это неожиданно для себя самой. И щеки ее запылали. – Нет, я не имела в виду всякие глупости вроде того, чтобы ты меня любил. Я просто хотела сказать, что Гален и мама – они были не такими, как мы, и это хорошо – ведь и ему, и его псу это стоило жизни.