– Да.

Дара тоже не говорила вслух: это было бы нелепым. Она приближалась и приближалась к Той, стараясь только не растаять в сиянии, в её воле… стараясь слышать.

Голос звенел внутри – будто говорила она сама с собой. Но второй голос был звонче. Ровнее. Совершеннее.

– Убийца артефактов думал, что я приму его. Он был глупее всех вещей, которые уничтожил за эти годы. Зачем он мне? Он способен был услышать красоту, но неспособен понять…

– Меня ты впустила.

– Ты способна. Ты слышишь. Я знала это все годы, что ты проходила мимо этого входа. Я знала это раньше, чем ты впервые появилась рядом со мной. Вспомни тот день, когда ты услышала нас.

Шепот был внутри нее, жил в ней, этот шепот принадлежал ей – так же, как она ему. Перед глазами поплыло тягучее воспоминание: дом родителей, в который она вбегает, спасаясь от преследования, и тихо-тихо забивается под кровать. И потом – голоса, но не живые голоса, а вещей. И – встревоженный голос Мечтателя:

– Фелла, у девочки исключительное дарование. Если ты говоришь, что нападение было десять дней назад – получается, что все это время ее держали предметы! Неконтролируемый выброс артемагии…

И – разгневанное рычание Бестии:

– Мне плевать, как ты собираешься контролировать это, Мечтатель, но она разбила мой щит… утюгом! По-твоему – это всего лишь выброс?!

– Двумя утюгами, – машинально поправила Дара одними губами – не могла не придраться к Бестии даже в памяти. Шепот внутри не смолкал.

– Ты слышала нас. Ты понимала нас. С самого начала ты была частью нас… И теперь мы породнились окончательно, ибо я – часть тебя, ты – часть меня…

– Кто ты? – спросила Дара у кого-то, и кажется, что у себя.

– Я – Дара, девочка из целестийской деревни и артемаг Одонара.

– Что ты?

– Я время и истина, и совершенство, превыше жизни. Я знание. Я сокровище и бесконечность путей.

– Ты – первый из них.

– Я первый из них, явившийся, когда миры были едины.

– Ты – первая, из-за которой начали убивать.

Чёрные глаза улыбались ей. И манили. Как не может манить камень.