– Постой, – бросила она Винн и стремительно выхватила меч.

Человек приближался к ним – настороженно, пригнувшись, будто готовился к прыжку. Это оказался не храмовник – юноша в грубой кожаной одежде, с растрепанными светлыми волосами, которые падали на глаза. Впрочем, если это «су де жан», он тоже был опасен, потому что сжимал в руке зловещего вида кинжал. И все же Евангелина колебалась. В этом юноше проступало что-то смутно знакомое, словно она должна была его знать… словно узнать его было крайне важно.

– Коул, – хмурясь, проговорила Винн.

Юноша просветлел:

– Ты меня помнишь.

«Помни сон». Память Евангелины мгновенно прояснилась. Сунув меч в ножны, она направилась к Коулу, который в смятении уставился на нее. Подойдя ближе, Евангелина крепко обняла его.

– Я так рада, что ты цел, – прошептала она.

Коул вначале пытался вывернуться из ее объятий – такое ему было непривычно, – но затем успокоился и тоже обнял ее. Так они и замерли на миг: две потерянные души, обнимающие друг друга в кромешной тьме.

– Держись от него подальше! – резко бросила Винн.

Зловещий свет ее посоха сгустился, окутав старую чародейку недоброй тенью. Евангелина разжала объятия и повернулась к Винн, но вместо того, чтобы отойти от Коула, встала перед ним, на всякий случай заслоняя его собой.

– Почему? Что он такого натворил?

– Неужели не ясно? Фарамонда нашли убитым в его покоях. Я могу поверить, что Лорд-Искатель способен на многое… но не на это.

Евангелина заколебалась. Нож, который Лорд-Искатель бросил на пол перед конклавом, не принадлежал Коулу, однако… может быть, Лорд-Искатель ошибся? Ей не хотелось верить, что юноша снова совершил убийство, но что, если это правда? Какой нужно быть дурой, чтобы сострадать человеку, который способен подставить под удар своих друзей? Быть может, из-за него Рис уже мертв.

Она вопросительно взглянула на Коула, и при виде его виноватого лица подозрения медленно сменились страхом.

– Я не убивал его, – пробормотал Коул… но то, как он упорно смотрел в пол, красноречиво свидетельствовало об обратном.

Глаза Винн сверкнули.

– Отойди, Евангелина.

– Но, Винн…

– Я сказала – отойди!

Старая чародейка ударила посохом по полу, и внезапно из посоха вырвалось черное пламя. Языки огня, извиваясь, оплели Винн, словно щупальца некой темной мощи, которая насыщалась ее гневом и черпала из него силу. Винн была сейчас воплощением мести, и глаза ее горели кроваво-красным свечением. Евангелине стало жутко.