…и у богов есть дети.

Давным-давно, когда мир нынешний был еще мягок и податлив, боги гуляли меж людей, а порой и становились людьми, чтобы в хрупкой шкуре их сыграть в настоящую жизнь.

…боги рождались.

И жили.

…и он тоже не исключение. Он выбрал женщину, чья жизнь была коротка, как полет лепестка сливы. Он дал ей сил… и все равно, даже столетие пред вечностью лишь миг. И пожалуй, та женщина ничем-то не отличалась от прочих.

Разве что смеялась звонко.

И глаза ее были ярки.

И смотрела она на темного бога так, как никто и никогда больше… у нее родился сын, а у того сына — другой… и дочь… и он потерял нити крови, хотя порой и встречал тех, кого мог бы назвать своим ребенком. Их было не так и много, а со временем становилось все меньше и меньше. Обрывались нити судеб, и полотно мира освобождалось от сомнительного дара проклятий.

…потому, когда в один из храмов, в которые люди без нужды заглядывать опасались, подбросили младенца, бог, пожалуй, удивился.

Да.

И заглянул в синие глаза.

Узнал.

Принял. Благословил, как умел, но… что еще он мог сделать? Забрать дитя в нижний мир, вырастить средь демонов-ону и заблудших душ, которые слишком прогнили, чтобы выдержал их Радужный мост? Научить срывать жизни?

Нет.

Он дал силы выжить. И приглядывал. И защищал, как умел, ибо даже жрецы его оказались не чужды страха и отвращения.

Ребенок рос.

И выглянул в мир. И сумел в мире зацепиться. Он был подобен колючему семени репейника, и порой совершал поступки, которые и у мертвого бога вызывали неодобрение, но…

…рос.

…и обзаводился знакомыми. И женщина, принявшая его, — она пришла в храм просить о смерти мужа — действительно позаботилась о мальчишке. Она поселила его в настоящем доме.

Наняла учителей.