Глава 48

После сытной трапезы в теплом обеденном зале Бэннон еще чувствовал во рту сладость медовых фруктов, поданных на десерт. Он похлопывал себя по животу, направляясь в свою комнату. После ночи в умирающих предгорьях простая каменная комната с тюфяком казалась удивительно безопасной и уютной. Она напоминала его комнату на Кирии, о временах, когда он был совсем мальчишкой и болтал с лучшим другом Яном о своих мечтах… еще до того, как отец начал его избивать, и до того, как норукайские работорговцы забрали Яна. До того, как весь его мир рухнул.

Бэннон закрыл глаза и заглушил эти мысли. Он очистил свой разум, вдохнул, выдохнул и перекрасил свои воспоминания в яркие, пусть и ложные, цвета. Собираясь хорошенько поспать, молодой человек опустил занавес на дверном проеме, чтобы уединиться, и снял свою домотканую рубашку, покрытую грубой белой пылью и спекшейся кровью песчаной пумы. Напевая себе под нос, юноша бросил рубашку в угол — завтра он отнесет ее в прачечную Твердыни. А пока он может надеть запасную рубашку и штаны, аккуратно сложенные на пустом письменном столе.

Кто-то оставил ему таз с чистой водой и мягкую тряпку, которую можно было использовать вместо мочалки. Обычно так делала его мама, заботясь о нем. Он окунул тряпку в воду и вытер ею лицо, почувствовав себя замечательно свежо. Кто-то даже положил в воду травы, отчего кожу немного щипало. Он снова погрузил тряпку в таз и ополоснул ее от песка и грязи. Отжав воду, Бэннон поднял глаза и с испугом заметил, что занавес на двери сдвинулся в сторону.

Одри скользнула в комнату, сверкнув темно-карими глазами. Она вошла без стука и без приглашения. Бэннон, который был без рубашки, тут же смутился и уронил тряпку в таз.

— Извини… — пробормотал он, сам не понимая, за что извиняется. — Я просто умывался.

— А я помогу, — с улыбкой сказала Одри и опустила занавес.

Она подошла к нему. Ее длинные черные волосы были распущены, и вместо привычной белой шерстяной туники на ней было облегающее платье. Корсет стягивал ее узкую талию и приподнимал грудь, подчеркивая ее пышность.

— После того, через что ты прошел, Бэннон Фермер, тебе не обязательно умываться самому.

— Я… я в порядке. — Он почувствовал, как его щеки снова вспыхнули. — Я всю жизнь умываюсь сам. Это… это не то дело, которое требует чьей-то помощи.

— Может, ты этого не требовал, — сказала Одри, взяла мокрую тряпку и погрузила ее в воду, — но зачем отказываться? Это гораздо более приятный способ умыться.

Все аргументы вылетели из головы, и юноша понял, что не может найти серьезных возражений.