Светлый фон
Этот сад с обилием благоухающих цветов он еще никогда не видел. Хотя, возможно, это место раньше выглядело по-другому. Возможно, в прошлый раз пышные жасминовые кусты были разноцветными кубиками в человеческий рост, мраморные статуи — мертвыми воинами и эта шелковая трава — синей прозрачной водой…

— Иди со мной, — раздалось у него за спиной.

— Иди со мной, — раздалось у него за спиной.

Он обернулся. На белой ажурной скамейке сидела Патриция и с улыбкой протягивала к нему руки. Она была в одном корсете, нежно-кремовом, как рояль в отеле Лютеции, и изящных туфельках на босу ногу. Ее глаза звали, губы манили, открытое тело вызывало неудержимое желание. Патриция всегда была такой. У нее была эта Сила. По ней все сходили с ума. Не из-за красоты, а из-за того, что она вызывала желание. У любого мужчины. «Даже сейчас, когда знаю о ней все, — думал Кантор, — ненавижу ее и понимаю, чего мне будет стоить малейшая слабость, я все равно не могу удержаться. Или все-таки могу? А надо ли? Как сказала Азиль? «Если вы вместе упадете в Лабиринт, там ты будешь сильнее». Как я могу воспользоваться этим? Убить ее? Или наоборот? Это же Лабиринт, здесь все иначе… Если б она нападала, было бы понятно, а так… что я должен делать?»

Он обернулся. На белой ажурной скамейке сидела Патриция и с улыбкой протягивала к нему руки. Она была в одном корсете, нежно-кремовом, как рояль в отеле Лютеции, и изящных туфельках на босу ногу. Ее глаза звали, губы манили, открытое тело вызывало неудержимое желание. Патриция всегда была такой. У нее была эта Сила. По ней все сходили с ума. Не из-за красоты, а из-за того, что она вызывала желание. У любого мужчины. «Даже сейчас, когда знаю о ней все, — думал Кантор, — ненавижу ее и понимаю, чего мне будет стоить малейшая слабость, я все равно не могу удержаться. Или все-таки могу? А надо ли? Как сказала Азиль? «Если вы вместе упадете в Лабиринт, там ты будешь сильнее». Как я могу воспользоваться этим? Убить ее? Или наоборот? Это же Лабиринт, здесь все иначе… Если б она нападала, было бы понятно, а так… что я должен делать?»

Патриция поднялась и подошла, обняла и прижалась к нему всем телом. Кантор содрогнулся, чувствуя, что одежда на нем исчезла, что в глазах у него темнеет и что бороться с древнейшим инстинктом не остается сил. Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы, рывком сдирая кремовый корсет…

Патриция поднялась и подошла, обняла и прижалась к нему всем телом. Кантор содрогнулся, чувствуя, что одежда на нем исчезла, что в глазах у него темнеет и что бороться с древнейшим инстинктом не остается сил. Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы, рывком сдирая кремовый корсет…