– Сегодня Пасха, – сказал Надобный. – Посетим святую обитель.
– Потому что мы очень набожны, – добавил Куропатва из Ланьцухова. Хотя голос у него был серьезный, Ян Тлумочист прыснул, а братья Кондзьолы загоготали.
– Едем, – оборвал Острожский. – Не болтать.
Монастырь становился всё ближе.
Benedicta es, celorum regina, et mundi totius domina, et aegris medicina. Tu praeclara maris stella vocaris, quae solem justitiae paris, a quo iluminaris.Рейневан попридержал коня, сравнялся с замыкающим кавалькаду Ежи Скирмунтом. Молодой литвин бросил на него перепуганный взгляд.
– Тут, дорогуша, – пробормотал он, – чего-то нехорошее намечается. Тута начинает петлей пованивать. Что же нам делать?
– Слишком поздно что-то делать, – с горечью и злостью сказал Рейневан.
– Ну, так что же ты думаешь делать?
– Держаться в стороне. И не принимать участия. Если удастся.
Te Deus Pater, ut Dei mater fieres et ipse frater, cuitus eras filia, sanctificavit, et mittens sic salutavit, Ave plena gratia!Возле ворот они спешились, группа паломников разбежалась при одном их виде. Если у Рейневана и были какие-то сомнения, то их развеял вид оружия, которое повынимали его спутники. Мельхиор и Микошка Кондзьолы сбросили тулупы, засучили рукава. Акакий Пелка поплевал на ладони, схватил топорище. Куропатва из Ланьцухова подошел, стукнул по воротам рукоятью меча, раз, потом еще раз.