Я прижимаюсь к нему щекой, всем телом…

Он жив, боги! Он жив! Что еще может иметь значение?!

И он находит губами губы, впивается в них, так жадно целуя меня, что дыхание перехватывает и кружится голова. И его руки уже скользят по моему телу, так безумно и страстно…

– Я так скучал, – глухо шепчет он.

Я тоже скучала, но не здесь же, при всех.

– Мне рассказывали ужасные вещи, – тихо говорю я, пытаюсь поймать его руки, остановить, но ничего не могу сделать. – Но верила, что ты вернешься.

– Как я мог не вернуться к тебе?

Его глаза лихорадочно блестят.

Его руки… Он все еще не отпускает меня. На какое-то мгновение это пугает. Мне кажется, я уже видела такой же блеск в глазах Хаддина.

– Я хочу тебя, – говорит он. – Прямо сейчас.

– Идем, – я тяну его, мне вдруг неловко, щеки заливаются краской, хочется уйти отсюда.

Что-то…

Вижу, как напряженно стоит рядом Лохан и его ладонь, словно невзначай, ложится на рукоять меча.

Что-то не так. Я не могла отделаться от этого чувства.

Я счастлива, но что-то не так.

– Лохан, – говорю я, – отведи лошадей на конюшню. Проследи, чтобы людей накормили и они могли отдохнуть.

Эрнан отстраняется от меня, и его пальцы вдруг так сжимают мои запястья… до хруста. Я вздрагиваю, изо всей силы кусаю губы, чтобы не закричать.

Возможно, я не имею права распоряжаться сейчас, приказывать что-то Лохану… мне просто хочется, чтобы он ушел. Начинает бить дрожь.

– Мне больно, Нарин, – шепотом говорю я. И он отпускает.

Отпускает.