Лишь спустя много времени, когда наступило пробуждение — может, спустя день и ночь, может, спустя несколько часов — пелена спала с сознания. И лишь тогда я смогла трезво взглянуть на всё вокруг, смогла думать. В камере висела лютая тишина. Впервые она показалась такой громкой. Наверное, потому что средь неё больше никого не было. Отсутствие Джека ощутилось громом среди ясного неба — будто исчезло очень важное составляющее моего бытия. Окошко по-прежнему отбрасывало на каменный пол трапецию света, но теперь он стал ещё менее тёплым и важным. Чтобы как-то согреться и найти в себе признаки того, что ещё жива, я устроилась калачиком в свете, стараясь не думать, куда и зачем увели Джека и довольствоваться мыслью, что он обязательно спасётся. Руку по-прежнему жгло, но уже совсем не так, как вчера. Лишь сейчас я нашла в себе силы и смелость задрать рукав рубашки, каждое прикосновение которого обжигало сильнее пламени. Немного выше запястья в обрамлении красной распухшей кожи белела выжженная латинская буква «P» — «пират». Она вздулась одним большим волдырём, заполненным какой-то жидкостью. Даже смотреть больно — не то, что дотронуться.

«Ну вот, подруга. Кажется, ты когда-то желала набить такую же татуировку как у твоего любимого Воробья, чтобы быть на него хоть каплю похожей? Поздравляю. Это, конечно, не то, что ты хотела, но зато бесплатно», — проснулся безжалостный циник внутренний голос. На губах пролегла измученная усмешка: значит, жива. Впрочем, на этом жалкие остатки юмора полностью сошли на нет. Вместо этого душа погрузилась в омут опустошения и отчаяния, безысходности и боли. Теперь ещё и одна осталась. От мысли, где Джек и что с ним могли сделать, захотелось снова разреветься — и я позволила себе такую роскошь. Некого стесняться, никто не упрекнёт и не посмотрит косо. «Люди плачут не от того, что они слабые…» — относилось ли это ко мне, уже не разобрать. Я старалась быть сильной — раз за разом сдерживалась, искала пути к искомому, терпела страх и унижения, отвечала остротой на остроту, не сдавалась и пыталась держать в своих руках хотя бы часть событий; словом, делала то, что никогда не осилила бы в прошлой жизни. Но стоило событиям круто повернуться — и вот, уже рыдаю от страха, от боли, от бессилия. Отчаялась. Устала бороться. Возможно, если бы впереди мелькнул хоть единый лучик солнца, хоть единая надежда, нашлись бы силы утереть слёзы и не сдаваться, но вокруг с каждым днём сгущалась тьма. Точка невозврата пройдена, и теперь я официально пират. Пути назад нет. Единственный путь — на плантацию олигарха. Может быть, удастся сбежать — Джек ведь смог когда-то — но как потом искать «Жемчужину» и Воробья? А что, если искать будет нечего? Что, если в этот раз удача повернулась другой стороной к легендарному пирату семи морей? Ведь ничто не может длиться вечно, и когда-нибудь — как бы абсурдно ни звучало — и он не сможет спастись.