Но вопреки словам сидящего в голове спутника, на глазах выступили слёзы. К душе мощным сметающим комом подкатило отчаяние, а голос сердца метался в истерике: «Нет! Это не могло случиться! Как теперь жить?! Как жить без него?!»

«Заткнись! — рявкнул голос разума. — Как ты можешь истерить пока ничего не узнала точно? Это глупость. Ты думаешь это первая казнь Джека Воробья? У-у-у… а какое-то время назад сама страдала из-за того, что кто-то тебя недооценивает. Думаешь Джекки не нашёл бы выход?»

«Да разве можно найти выход, когда тебе на шею надевают петлю?» — воскликнул в ответ голос сердца.

«Если ты Джек Воробей — то можно. Пфф, не сравнивай себя и его! Глупую истеричку и самого великого комбинатора XVIII века!» — ответил разум.

«Зачем тогда Стивенсу врать тебе?» — удивилось сердце.

«Что бы посмотреть на твою реакцию, дура! Проверить, правда ли тебе плевать на судьбу Воробья, или же ему снова стоит вернуть тебя в тюрьму».

«Замолчите! — злобно рявкнула я в ответ на дискуссию собственных чувств. — Что я знаю точно, так это то, что ничего ещё не известно до конца. И рыдать, когда Джек, может быть, уже украл лодочку и покинул Сен-Бартелеми, глупо! И тем более нельзя показать свои чувства Стивенсу!»

Путь шёл в молчании словесном и криках душевных, которые сложно было унять. Чтобы отвлечься, не истязать себя в мысленных стенаниях, я сжала зубы и надавила на свежий ожог от клейма — и тут же пожалела об этом деянии. На лбу выступили капельки пота, а руку будто снова окунули в огонь. Пришлось до синяков прикусить губы, чтобы сдержать крик. Но надо отдать должное, внезапная боль помогла прояснить разум и очистить его от глупых истерик. Только тогда удалось вынырнуть из замкнутого мира и поглядеть по сторонам. Сочная зелень вокруг пылала жизнью и окутывала звуками и запахами природы. Дорога уходила вниз. Странно, я даже не заметила, когда мы ступили на спуск к нижнему ярусу города. Впереди просвечивались огни порта, а лес вокруг кипел шумом природы. Голоса птиц, стрёкот насекомых и шорохи умиротворяли, позволяли отвлечься на них. А отвлёкшись, среди прочего шума откуда-то из зелёной глубины громыхнули два последовательных выстрела и чьи-то крики смешались с птичьими голосами. Из-за пальмовых крон с пронзительными визгами взмыла стая попугаев, и тут же сердце замерло и наполнилось лихорадочным боем.

— Это Джек! — воскликнула я. Не сомневаясь, не думая, что это могут быть просто охотники, а каждой клеточкой тела чувствуя, что он там, рядом! И понеслась в джунгли.

«Стоять!» — прилетело в спину, но я махнула рукой, прыгая через корягу и петляя меж деревьев. Ветви били по лицу, выставленные вперёд наручники разрывали заросли кустов, под ноги прыгали кочки, но каждая царапина только ускоряла мой бег. Впереди мелькнуло движение, и, задыхаясь, несясь во весь опор, я вырвалась из зарослей папоротника. Несколько метров пробежав по инерции, затормозила, когда мне в грудь ощетинилась пара мушкетов. Два солдата сразу же опустили взгляд на наручники и клеймо, которое я, вдобавок, продемонстрировала, инстинктивно поднимая руки вверх и недоумевая, что красные мундиры делают посреди леса. В глаза бросился ещё один гвардеец, распластавшийся ничком, неподалёку, в сочной зелёной папоротниковой листве. Я сразу же начала измерять расстояние и рассчитывать при необходимости схватить у того какое-нибудь оружие, в то же время искренне удивляясь, что интуиция (а может, просто глупая надежда), подвела.