Гиббс помялся. Его отстранённый взгляд устремился к горизонту. Или даже за горизонт. Старпом медленно, отрешённо закивал.

— Да… — он встряхнул косматой головой, и его глаза снова загорелись азартным пламенем. — Да! Поднять якорь!

Глаза заслезились, когда я стояла над толпой людей, и когда слушала, как всё громче, то тут то там раздаётся одобрительное «Да!». Как ликованием взрывается вся «Жемчужина», и как на борт с воодушевлённым скрежетом заползает якорная цепь. Паруса хлопнули, поймав ветер, Гиббс положил руки на рукояти штурвала, и его зычный голос эхом разнёсся над кораблём, проникая во все уголки и во все отсеки:

— Ставь паруса! Курс на Исла-дель-Диабльо! На Остров Дьявола.

После торжественной речи я чувствовала себя, как выжатый лимон, будто в эту речь вложила всю себя, а поэтому, когда сбегала со сходней, и наткнулась на мистера Хоггарта, смогла лишь выдавить слабую, вымученную улыбку. Тот оценивающе оглядел меня, цыкнул и покачал головой:

— И какое же тебе дело до Кодекса и чести?

— Никакого, ровным счётом, как и вам. — Я повела плечами и зашагала прочь. Но перед тем, как скрыться в капитанской каюте, обернулась и одарила Хоггарта тяжёлым взглядом: — Но каждый поступает так, как считает нужным, и расплачивается за это сам.

Он не сдвинулся с места, пока за моей спиной не захлопнулась дверь. В капитанской каюте витала потусторонняя тишина — будто ничего не произошло. Спокойствием веяло от каждого предмета. Приятный аромат моря, крепкого алкоголя, старого дерева и пыли, летающей в тёплых оранжевых лучах, вызывал неуместные воспоминания — моё первое пробуждение в этой каюте, когда команда пиратов нашла меня на берегу моря. С того момента здесь ничего не изменилось — будто несколько минут назад мы с Джеком вели самый первый, напряжённый, местами саркастичный диалог, а я пыталась понять, какая сила переместила меня сюда. Взгляд прошёлся по комнате и задержался на койке: воображение дорисовало перепуганную русскую девицу с огромными глазами, в немом восторге таращащуюся на расположившегося напротив пирата семи морей.

Я встряхнула головой. Дать волю сентиментальности значило впасть в уныние. Когда каждая здравая мысль необходима — это подобно преступлению. Я подавила тяжёлый вздох — и приступила к своего рода каторжным работам: в художественном беспорядке капитанской каюты мне предстояло долго и жизнерадостно искать лоскуток ткани с выбитыми на ней инструкциями по выживанию и поиску Амулета на Исла-дель-Диабльо. Церемониться, пытаться не удвоить завалы хлама в этой ситуацией было никчёмной формальностью, но всё же я её соблюдала — какая-то суеверная часть мозга утверждала: «Чтобы Джек выжил, ты не должна тут ничего менять», поэтому, перерывая ящики, я старательно складывала все вещи на прежние места. К тому моменту, когда всё было тщетно перерыто вверх дном, меня обуяла бессильная злоба. Поиски затратили не меньше часа — чтобы закончиться без малейшего результата! Я рухнула на колени и разрывалась между двумя равносильными желаниями — выть, развалившись на полу или что-нибудь разбить. Желания сошлись на том, что я зарядила кулаками по половым доскам и принялась перебирать в памяти все известные нецензурные слова. Их запас уже был на исходе, когда я перевалилась на спину и уставилась в потолок — никчёмно и бездумно. Пролежав на полу в коматозном состоянии с полчаса, мне хотелось биться в агонии от бессилия, но я с мазохистским усердием продолжала не двигаться. Только когда в двери приоткрылась щель, и в неё просунулась опухшая физиономия Гиббса, я подскочила от неожиданности, как и старпом, которого сперва напугал вид лежащей без движения меня.