Позади загремел топот — Стивенсы и солдаты, убедившись, что бояться тут нечего, сломя голову кинулись по нашим следам. Нас обступила толпа, и множество голов склонилось над чашей. Я закусила губу до боли, опуская трепетный взгляд внутрь кубка.

Там мутнела странная жидкость. Внутри неё, на дне, искажённый водой, блестел золотой медальон. Руки невольно сжались в кулаки от эмоционального взрыва: наконец-то он был перед нами — тот самый Амулет, который всё это время был призрачной, неясной целью, к которой мы шли долгие месяцы.

Ликующий Фридрих Стивенс встрепенулся, задрал рукав и запустил руку в чашу по самый локоть. Его ободранные пальцы подхватили цепочку Амулета и дёрнули вверх. Но не успел медальон оказаться на поверхности, как Фридрих выронил его и издал дикий вопль. Он шарахнулся, выдернул руку из чаши, затряс ей и заметался как загнанный в клетку зверь. От его крика зазвенело в ушах, эхо зловеще отзеркалило вопль. Стивенс-младший упал и стал валяться на полу, держась за руку. Взгляд на секунду выхватил что-то чёрное, появившееся на его запястье. Обезумевшие глаза Фридриха обратились к Кристиану — но тот попятился, сдвинул брови и вместо того, чтобы кинуться к племяннику, пытаться чем-то помочь — только отошёл от чаши и перекрестился. В молчаливой оторопи мы ждали — хоть чего-то. Хотя последствия этих судорог были и так предсказуемы.

Крик Фридриха Стивенса пошёл на убыль, взгляд подёрнулся пеленой — но он продолжал валяться, зажав руку между коленок, будто от невыносимой боли, и тихо выл. В последний раз он перевернулся на бок и затих, а неживые остекленелые глаза уставились в темноту вечным взглядом.

Я невольно передёрнула плечами и перекрестилась. Мы все будто дожидались его смерти — и только тогда рискнули подойти ближе. От представшего зрелища холодные мурашки пробежали по спине: та рука погибшего, которой он полез за Амулетом, распухла до невероятных размеров, по ней вздулась паутинка чёрных вен. Они тянулись от запястья выше под одежду, переходили на шею и заканчивались на лице.

— Так и думал, — изрёк Воробей, и сплюнул в сторону чаши. — Отрава.

Несмотря на то, что Фридрих уже не двигался, чёрные вены продолжали расползаться по его телу, что выглядело жутко, и я поспешила отвернуться.

— Помилует Господь твою душу, — без капли сожаления хмыкнул Кристиан Стивенс. — Итак, — он повернулся на каблуках так резво, будто вовсе не его племянник только что погиб страшной смертью: — Если нет добровольцев, готовых достать для меня Амулет, я сам их назначу.

— Он же отравлен! — взревела я, расталкивая солдат. — Ты готов убивать людей ради какой-то железяки?! Где твоя совесть, Стивенс?!