========== Я - Янни ==========

Я – Янни

Кем бы мы ни были, чего бы не желали, все рассказываем одну и ту же историю. Шепотом – в безлунные ночи, когда опустевший город дышит холодом в провалах окон. Криком, что бьется о веки и расцветает в зрачках.

Молчанием, снежинками на коже.

Историю о жизни, переплавленной в смерть.

***

Это началось летом.

Забавно. Я говорил со многими, и почти у всех летом. Для нас – на излете августа, когда дни короче, насыщеннее, а люди торопятся успеть все, чего не успели за предыдущие месяцы ослепительного зноя.

И всегда с прикосновения. Всегда.

Мой младший брат тогда был особенно воодушевлен: собирался в поход с одноклассниками. Куда-то к речке, кажется. Исследовать местных птиц или вроде того.

Наверняка птиц. Он по птицам с ума сходил.

Особенно по воробьям.

Тот, кого в конце будут звать Янни, с младенчества собирал живность, бесконечно таская домой глянцевых жуков в спичечных коробках, пыльных ящерок – тревожных пленниц обтянутых марлей банок; полевых мышей, усталых жаб и юрких сороконожек, при виде которых Алиша бледнела до синевы… много разного, но птиц чаще всего. Наша комната сладковато пахла пометом, а под ногами хрустели зернышки пшена. В пяти просторных клетках, не умолкая ни на секунду, копошились бурые воробьиные семейства.

– Зачем тебе столько, они же все одинаковые. Попугая бы купил, – говорил я, когда он показывал очередного коричневого найденыша. Довольный и взлохмаченный, бронзовый от загара, руки расцарапаны, а под ногтями грязь – мама вздыхала и качала головой, улыбаясь. Ерошила его соломенные пряди:

– Немедленно вымой руки! Эти птицы… еще подхватишь заразу! Когда же ты повзрослеешь? – одиннадцатилетний Янни только смеялся:

– У тебя уже есть один взрослый ребенок. Хватит! – я фыркал, уловив иронию. Откладывал планшет и неспешно тянулся отвесить наглецу подзатыльник, но Янни как ветром сдувало. Секунда – высовывал язык на другом конце кухни, потихоньку примериваясь стянуть спичечный коробок для новых тараканов. Я закатывал глаза и принимался отвлекать маму разговором, пока брат высыпал спички на стол и пятился в комнату, заговорщицки ухмыляясь и спрятав руки за спиной – очень детский жест. Он и сейчас так делает, когда случаются хорошие дни. Когда он в состоянии хитрить.

– Как мы зашли так далеко? – голова пульсирует мигренью, а весь пол вымазан засыхающей кровью: у Янни кончились маркеры. Я опять не уследил. Бумагу он в который раз проигнорировал. Тру переносицу, лоб, с нажимом массирую виски. Пальцы розовые и шелушащиеся после соды и перекиси, стирального порошка и спирта. Кожа кажется незнакомой, жесткой и странно тонкой на ощупь. Я никогда не покупаю перчатки.