Он провел руками по бедру, его лицо светилось удивлением. Его рана больше не сочилась гноем и не пахла смертью. Каким-то чудом его кожа снова срослась, не оставив даже шрама. Он сел, согнул ногу, разогнул обратно… а потом начал неудержимо хохотать, громко и от всей души.

— Ты можешь в это поверить? — его смех был заразителен, и Бет смеялась вместе с ним.

— Нет. — Он вытер слезы с глаз. — Я действительно думал, что коньки отброшу.

— Смотри. — Она ткнула его в бедро. — Как будто ничего и не было.

Он подпрыгнул и встал на цыпочки. Затем снова опустился на пыльный пол подвала и раскрыл объятия.

Бет поцеловала его, потрясенная его жизнью, его силой, и на какое-то теплое мгновение их беды растаяли. Они лежали на пыльном полу, целуясь и любя друг друга, пока их губы не распухли и не натерлись.

— О, Бет, — прошептал он ей в волосы. — Как это возможно?

— Агнес благословила меня, — прошептала она. — Она сказала: да благословит тебя Господь в трудную минуту. У меня мурашки побежали по коже, от этих слов шла…

— Мощь. — Кори выглядел потрясенным.

Она со свистом выдохнула. Его отец и мистер Херн покинули церковь совсем недавно, но Кори ничего об этом не знал. Он не слышал, как Мэттью признался, что их народ заболел. Он не знал, что все, кого они когда-либо любили, уже потеряны. Каждый мускул в теле Бет восставал против необходимости говорить ему правду, но он имел право знать.

— Кори. — Она обхватила его лицо руками. — Послушай меня.

Его лицо было до боли невинным.

— Что?

— Они умирают, — сказала она. — Вся наша семья.

Она рассказала ему все, что знала. Рассказала ему, как его отец проявил себя трусом, сбежав из бункера, из Ред-Крика. И она сказала ему, хотя это было похоже на жевание битого стекла, что его братья и матери мертвы или умирают.

Коди нерешительно кашлянул.

— Ты ведь знаешь, что нам теперь делать?

— Уходить, — решительно сказала она. — Нам нужно убираться к чертовой матери из Ред-Крика.

Он посмотрел на нее, потрясенный и оскорбленный.

— Нет, Бет. Мы не можем уйти.