Матильда усмехнулась. Затем она провела первый в жизни Агнес медосмотр.

В руках Матильды появились странные предметы: стетоскоп для прослушивания сердца и легких, манжета для измерения артериального давления, причудливый термометр. Резиновый молоток и пульсоксиметр, который был прикреплен к ее пальцу. Матильда измерила, нахмурилась, перепроверила, потом записала цифры в маленький блокнотик на проволочном переплете, бормоча результаты.

Агнес услышала смех Зика за палаткой и в панике дернулась.

— Матильда, как он будет есть? Как…

— Тихо. Мы почти закончили. — Матильда сделала последнюю пометку и посмотрела ей прямо в глаза. — Расскажи мне в точности, что там произошло. Ничего не упускай.

Агнес прикусила губу. Она никому не говорила о пространстве молитвы… даже Зику.

— Все в порядке, — успокоила Матильда. — Я никогда не стану тебя осуждать. Ты ведь это знаешь, правда?

Ей очень хотелось верить, что эти Чужаки всегда примут ее, что бы ни случилось. Разве Джаз не чувствовала себя вправе рассказать ей о своих бабочках? Разве Дэнни не признался в своих кошмарах? А Макс — разве он не всегда выражал свою любовь к Джаз, не боясь возмездия?

Агнес искренне верила, что этот мир Извне лучше и мягче, чем тот, который она оставила позади. Но все же она колебалась.

Матильда терпеливо ждала. Совершенная тишина растянулась между ними, как кусок темной ткани. Возможно, они были единственными людьми на земле.

Что-то шевельнулось в груди Агнес. Боже, какое облегчение было бы разделить свой внутренний мир с кем-то другим, избавиться от своей последней и самой тяжелой тайны. Во многих отношениях пространство молитвы было самым важным в ней.

— Я называю это пространством молитвы.

Матильда склонила голову набок.

— Что?

— Я кое-что слышу. Похоже, больше никто не может подобного. Это похоже на молитву, но глубже.

— Что это за звуки?

— Земля гудит. Звезды поют. Я слышу, как бьются сердца людей. Я думаю…

В глазах Агнес блеснули слезы, но разве она не поняла, что лучше всего всегда говорить чистую правду?

— Мне кажется, я открыла для себя собственную религию, — прошептала она. — Или вспомнила о ней. О чем-то. — Ее лицо горело. — Бог, которого я знаю, отличается от того, которого проповедовал Пророк.

Матильда кивнула.