Но что, если это еще и проклятие?
Она читала Библию. Ничто в духовной жизни не давалось просто так. Ной приобрел ковчег, но потерял свой дом; Иеремия желал смерти, а Моисей никогда не увидел земли обетованной. Пространство молитвы могло быть даром, но кто может сказать, сколько Бог ожидает от нее взамен?
Она теребила марлю, обернутую вокруг руки, чувствуя несвойственное ей раздражение.
Где же Сион, эта вечная метафора? Это послание было до боли неясным.
— Есть еще кое-что. — Голос Матильды, неожиданно резкий и профессиональный, заставил ее отшатнуться. — Твоя рука. Я должна спросить, есть ли хоть малейший шанс, что ты сделала это с собой сама. — Ее глаза не были злыми, но взгляд был настороженным. — Ты когда-нибудь думала о том, чтобы причинить боль себе или другим? Очень важно, чтобы ты ответила правдиво.
Агнес обмякла.
Значит, Матильда ей все-таки не поверила.
Несмотря на то, что она видела, рациональная часть ее решила, что она бредит. Агнес могла бы попытаться объяснить, как в видении сломали ей костяшки пальцев, но какой в этом смысл? Их мировоззрение представляло собой несочетаемые осколки, куски, которые никогда не сойдутся вместе. Она будет объяснять, пока звезды не упадут с неба.
— Бог испытывал меня, — решительно сказала Агнес.
Лицо Матильды оставалось напряжённым.
— Я думала, что твой Бог был более любящим, более нежным, чем тот, которого ты оставила.
Агнес подавила смешок. Нежным! Да уж…
Но Бог был многогранен… иначе он не был бы Богом.
Она процитировала псалом:
— Он взирает на землю и приводит её в трепет, касается гор — и они дымятся.
— Мило, — наконец произнесла Матильда. — Я верю тебе. Но не заставляй меня разочароваться в тебе.
— Эй? — прокричал Дэнни. — Ты уже закончила? Мы можем узнать как она?
Матильда тронула ее за плечо.