Вернулся Хаббард. Коробку он поставил на одну из ступеней стремянки, где сейчас балансировал Джек. Целиком поглощенный работой, Джек даже не отреагировал на появление Хаббарда. Едва ли он заметил и приход Мэтью.

– Нужно было позвонить мне раньше, – сказал Мэтью нарочито спокойным тоном.

Он думал, что Джек его не услышит, но юный вампир повернул к нему свои остекленевшие, невидящие глаза. Бешенство крови отозвалось на напряжение, разлитое в воздухе.

– У Джека такое случалось и раньше, – сказал Хаббард. – Он рисовал на стенах своей комнаты и стенах церковного подвала. Но еще никогда он не делал столько рисунков и с такой скоростью. И никогда не изображал… его.

На одной из стен были нарисованы глаза, нос и рот Бенжамена, заполнившие собой все пространство стены. Глаза взирали на Джека с алчностью и злобой. От них веяло непередаваемой жестокостью. Джек не нарисовал все лицо, отчего изображенное выглядело более зловещим.

Сейчас Джек находился в нескольких футах от портрета Бенжамена, заполняя последний свободный участок стены. Мэтью понял, что его первое суждение было ошибочным. Рисунки Джека подчинялись определенной логике. Он изображал хронику событий начиная со своего человеческого детства и вплоть до сегодняшнего дня. Рисунки на мольбертах были отправной точкой жутковатой летописи.

Мэтью присмотрелся к ним. На каждом было то, что художники называют наброском: отдельный фрагмент более крупной сцены, помогающий разобраться в сложностях перспективы или композиции. На первом листе Джек нарисовал человеческую руку. Ее грубая, потрескавшаяся кожа говорила о жизни в бедности и тяжелом физическом труде. Со второго мольберта смотрел рот с жестокими изогнутыми губами. Во рту недоставало зубов. На третьем была нарисована шнуровка старинных мужских штанов и палец, готовый ее подцепить и распустить. Четвертый и последний рисунок изображал нож, приставленный к выпирающей тазобедренной кости какого-то мальчишки. Острие лезвия успело пропороть кожу.

Под звуки «Страстей по Матфею» Мэтью мысленно соединил все рисунки: руку, рот, штаны и нож. Перед глазами мелькнула отвратительная сцена издевательства. Мэтью выругался.

– Одно из самых ранних воспоминаний Джека, – пояснил Хаббард.

Рисунки напомнили Мэтью его первую встречу с Джеком. Не вмешайся тогда Диана, он бы мечом отхватил мальчишке ухо. Для Джека он был еще одним взрослым, у которого ни капли сострадания и который скор на расправу.

– Если бы не живопись и музыка, Джек уничтожил бы себя. Мы часто благодарили Бога за подарок Филиппа.