– Нет. – Я действительно не знала. – А тебе?

– Думаю, он сейчас в каком-нибудь укромном местечке хоронит Джека Блэкфрайерса.

После слов Болдуина возникла затяжная пауза.

– Болдуин де Клермон, ты первостатейный придурок, – дрожащим голосом сказала я.

– Джек был необходимой жертвой в опасной, смертельно опасной войне, которую, между прочим, начала ты. – Болдуин вздохнул. – Возвращайся домой, сестра. Это приказ. Зализывай раны и жди его. Мы все привыкли так поступать, когда Мэтью исчезает укрощать свою больную совесть.

Ответить я не успела. Болдуин отключился.

– Я… его… ненавижу, – проговорила я, выплевывая каждое слово.

– Я тоже, – сказала Изабо, забирая у меня телефон.

– Болдуин завидует Мэтью, только и всего, – заявила Фиби.

На этот раз ее рассудительность была раздражающей. Я ощутила всплеск магической силы, пронизавшей все тело.

– Мне что-то нехорошо, – призналась я, ощущая нарастающую тревогу. – Какое-то странное состояние. Нас никто не преследует?

– Вид у тебя очень нездоровый, – встревожился Галлоглас. – Сколько нам еще ехать до Лондона?

– До Лондона? – удивился Леонард. – Ты же говорил про Хитроу.

Поняв слова Галлогласа как приказ ехать в Лондон, Леонард в привычной для него манере развернул машину.

Мой желудок явно не хотел ехать в Лондон. Я рыгнула, пытаясь удержать рвотный поток. Попытка не удалась.

Изабо откинула мне волосы, одновременно вытирая мой рот шелковым шарфом.

– Диана, что с тобой?

– Должно быть, съела что-то непотребное, – ответила я, подавляя новый позыв. – Последние несколько дней у меня вообще какое-то странное состояние.

– В чем проявляется странность? – допытывался Галлоглас. – Тебя мучают головные боли? Трудно дышать? Плечо ломит?

Я кивала. Поднимающаяся желчь не позволяла говорить.