Она держалась.

А сейчас упала и взвыла так, что, наверное, в соседнем доме услышали.

Где-то глухо отозвались собаки, но Яне плевать было на конспирацию. В кои-то веки ей ничего не хотелось. Ни делать, ни думать – упасть и заорать. И этим она сейчас занималась.

Рыдала, кричала, каталась по полу, звала сына…

И ушам своим не поверила, когда услышала:

– Мама!?

– ГОША!?

* * *

Георгий тихо сидел в погребе. Вот уже третий день… кажется.

Нужное ведерко наполнилось, и мальчик думал, что с ним делать дальше. Как-то непродуманно было. Пока он закрыл его крышкой и пописал в углу.

Теперь в подвале плохо пахло, но выбора все равно не было. Выйти Гошка не осмелился бы.

Он понимал – там, наверху, плохие люди. Они Ксюшу убили… да, наверное, убили. И его они тоже убьют.

Гоша плохо понимал, как его могут убить. Чтобы весь мир оставался, а его не было? Но так ведь не бывает, правда?

Конечно, не бывает.

Но Ксюше было больно и плохо. А этого мальчик тоже не хотел.

Он уже съел несколько банок из стоящих на полках, и думал, что когда они все закончатся, выйти придется, но это будет еще не скоро. Он маленький, ему не так много надо.

Еще было скучно. Но…

Выбора все равно не было.

Прошел день и ночь. И снова наступили день, а потом ночь.

А потом Гошка услышал крики сверху. И начал прислушиваться.