– Да, мам. Только глупая… немножко.

Яна рассмеялась. Вот уж, воистину. Ты думаешь, что ты умная. А ребенок видит все совершенно иначе, и кто знает, не он ли прав?

– Гоша, солнышко мое родное, ты только не ревнуй, ладно?

– Мама?

– Я по дороге сюда кое-кого пообещала доставить к деду. Так что меня в трактире ждут Топыч, Мишка и Машка.

– Это кто, мам?

– Топыч – мой друг. Мы его с собой заберем, если уедем из Русины, – как взрослому разъяснила Яна. – Здесь неспокойно, а вот за границей в самый раз. Там домик купим, будем жить. А Мишка и Машка… случайно получилось. На их родителей напали, детей мне спасти удалось, а вот папу и маму – нет. Надо их к дедушке отвезти.

– Я не буду ревновать, – серьезно пообещал Гошка.

И Яна дала себе слово все же заняться мальчиком. Даром такие сидения в погребе не проходят.

А еще…

Хелла, если ты слышишь меня – считай, моя молитва у тебя есть. С меня крупно причитается тому вору, который дом построил. Для себя делал, да, чтобы от полиции скрываться, от розыскных, от гончих… поди ж ты, как сложилось!

Спас его погреб жизнь Яниному сыну. Еще как спас.

Прими его душу и одари достойным посмертием!

* * *

В этот раз по темным улицам она шла вдвое осторожнее. Левой рукой она крепко держала за ручку своего сына.

Родного, любимого, здорового…

И понимала – вот оно счастье.

Сыпал с неба тихий снежок, сияли над головой звезды, тихо постукивали по мостовой каблуки, где-то вдалеке лаяла собака…

Симфония ночного города, красивая и совершенно не заметная для тех, кто не желает замечать. Кто бежит, болтает обо всем подряд, сосет пиво из банки, утыкается в телефон… и не слушает ни ночь, ни тишину.

А Яна и Георгий слушали.