Илларио хмуро посмотрел на него:

– У меня – нет, но у тебя в плаще целый арсенал. Я подумал, может…

Оба застыли.

Из конца коридора на них смотрела эльфийская женщина. Она была похожа на скелет, обтянутый сухой слоящейся кожей: голова выбрита, а цепи на руках и лодыжках говорят о том, что это одна из рабынь постижера. Постельное белье вывалилось из ее рук, образовав на полу бесформенную груду.

Илларио ругнулся:

– Неудачное ты выбрала время, mia cara[7].

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась она.

Луканис выгнул бровь; голос был юным. Ворон неспешно подошел к рабыне.

– Пожалуйста, – повторила она тоном, в котором нарастала паника. – Я ничего… Я никому…

– Ш-ш-ш, – прошептал Луканис. – Сколько тебе лет?

Она моргнула, задумавшись на миг, а затем сказала:

– Я не знаю.

– А что насчет имени?

– Эффе.

Поры на черепе Эффе были воспаленными, словно волосы вырвали с корнями.

– Его работа? – спросил Луканис, указывая на ее голову.

Она непроизвольно коснулась раздраженной кожи.

– У меня секлись кончики. Мастер не любит секущиеся кончики.

Луканис сжал кулак, чтобы подавить растущий гнев. Затем склонился и подобрал упавшее белье.

– Возвращайся той же дорогой, что пришла.