— Это известняковые и горькие соли.

— Понятно, — сказал Жюдаф. — А откуда ты это знаешь?

— Это написано у меня на этикетке.

— Что это за язык? — посмотрел на этикетку Жюдаф.

— Мельбинешский.

Этот короткий диалог дал Жюдафу очень много. Теперь он знал, что как минимум часть вещей здесь — тоже из-за Кромки. А раз это некий «мельбинешский», а не парифатский или паргоронский, он почти наверняка не единственный участник неведомой игры.

Значит, он может попытаться найти других. Возможно, именно это от него и требуется.

— А вы не отравлены? — спросил он хлеб, сыр и конфеты.

— Нет, нет, мы очень сладкие и вкусные! — загомонили конфеты. — Мы кудесные, съешь нас всех, слопай, вылижи фантики!

— Я очень хороший хлеб, — жирно пробубнила краюха. — Я немного подсох, но все еще вкусный. Никакой отравы, никакой плесени.

А вот сыр почему-то молчал. Жюдаф сосредоточился на нем и задал прямой вопрос:

— Ты не отравлен?

— Какое это имеет значение? — неприятным голосом сказал сыр.

— Отвечай. Ты отравлен?

— Смотря что понимать под «отравлен». Я… некоторые сочтут меня деликатесом…

— Может, ты испорчен? — задал другой вопрос Жюдаф.

— Кто из нас не испорчен в той или иной мере?

Сыр оказался философом. Жюдаф терпеть не мог подобную еду.

— Из-за тебя у меня будет кишечная инфекция или отравление? — потребовал он ответа.

— Если станешь носить меня в кармане — не будет. А если съешь… кто из нас может предвидеть будущее? Я не могу, я просто сыр. Всякое может случиться.