— Ну входи, только тихо. Иди пока на кухню, чайник там щелкни, я приду сейчас.

Через несколько минут они сидели напротив друг друга за кухонным столом, разделённые, словно барьером, клубами пара, поднимающимися над чашками с чаем. Егор подробно, слово в слово, пересказал вчерашний диалог с дочерью. Его снова начало потряхивать, когда он вспоминал плачущий и несчастный голос своего ребёнка, да и недавнее веселье в маршрутке вносило свою лепту, так что теща видела, что ему реально очень плохо. Взгляд стал на самом деле сочувствующим и встревоженным. Закончив рассказ, Егор опустил глаза на столешницу, накрытую цветастой скатертью, стал ждать ответа. Поверит или нет?

Тёща долго молчала, потом наконец произнесла:

— Я, в принципе, тоже догадывалась, что там не все так просто, как дочь расписывает. С ней говорю — она счастливая, веселая, а как внучке трубку даст, так я понять ничего не могу. Грустная, не рассказывает толком ничего…

— Да плохо ей там! — не выдержал Егор. — Плохо! Настолько, что вон даже мой телефон смогла найти и дозвониться!

— Тихо-тихо, Егор! Чего разошёлся? Алексеича сейчас разбудишь… Ладно! Позвоню сегодня обязательно, порасспрашиваю обеих.

— Пожалуйста, дайте мне позвонить, поговорить. С Вашего телефона, я даже на номер смотреть не буду. Мне это надо! Дочери моей, внучке Вашей, это надо! По-человечески прошу…

Она опять помолчала, раздумывая, потом вдруг спросила:

— А ты сейчас не пьёшь?

— Нет.

— Давно?

— Второй месяц пошёл. Я в больнице лежал.

Наконец смягчилась:

— Хорошо. Позвонишь. Да куда ты вскочил-то?! На часы глянь, у них там ночь ещё! Давай хотя бы часика через два… Иди вон пока в зал, телевизор включи или поспи, я не знаю. Успокойся для начала, а то вон аж подпрыгиваешь. Попозже позвоним…

* * *

— Привет. Что хотел? — голос бывшей жены холодный, подозрительный и заранее враждебный.

Тёща стоит рядом, скрестив руки на груди. Сначала недолго разговаривала она за закрытой дверью, видимо, для того, чтобы предупредить любимую доченьку, с кем ей сейчас предстоит беседовать.

— Здравствуй. — сказал Егор. — Что у вас там происходит?

— У нас все нормально.

— То есть, мне звонит моя дочь и просит ее забрать — это все нормально?! — он завёлся с полоборота, проигнорировав строго поднятый тёщин палец. — За четыре месяца — ни одного звонка, ни одной сраной эсэмэски, вообще, ничего — это тоже, блин, нормально?! У тебя хоть какие-то остатки совести остались, вообще?! Она — все, что у меня есть в этом гребанном мире, а ты не даёшь нам общаться! Это подло и жестоко! Каким бы я плохим не был, я такого не заслужил, а уж, тем более, она! Мне по барабану до твоей новой личной жизни, я туда не лезу и не хочу. Я переживаю из-за дочери!!!