А Кузьмин уселся обратно и забормотал:
– Ладно, царевич, поиграем… А если я накину колокол? Что ты на это скажешь?..
* * *
Внезапно образ колдуна стал размытым и нечетким, его доминирующая эмоция удивления потускнела и сменилась раздражением, разбавленным азартом.
Одновременно с этим пожелал посмотреть на ситуацию сверху, как делал это сегодня ночью и тогда в училище…
И у меня получилось!
В этот раз чувства полета практически не было, сознание как будто начало приспосабливаться к подобным над ним издевательствам, равнодушно показывая мне местонахождение Кузьмина.
А эмоция раздражения, исходящая от колдуна, все усиливалась, ее сменила самая настоящая паника. Это и привело меня в чувство – увлекшись, сам и не заметил, как слишком сильно потянул образ Ванюши в себя.
Только выйдя из темпа, понял, сколько сил потратил на этот «эксперимент», и устало откинулся на спинку кресла.
* * *
Кузьмин аккуратно вылез из угла фургона, где он «прятался» последнюю пару минут, уселся обратно на свое место, шумно выдохнул и размашисто перекрестился:
– Господи, помоги мне, грешному!
– Ну! – требовательно сказал царевич.
– Теперь я абсолютно уверен, что Алексей батюшку Бирюкова чуял. Как и тот его…
– Дела… – перекрестился в свою очередь Лебедев.
Цесаревич же нахмурился, молча достал телефон и принялся кого-то набирать.
– Сынок, еще раз добрый вечер! Я тут рядышком с Иваном сижу, он твое