Светлый фон
Что ж, свои работы, или «пьесы», как он называл про себя, давались раз от раза ему все легче. И сюжеты в них становились всё изощреннее и безумно интереснее. С каждым разом ему поручали всё более трудные «дела», требующие особых подходов. Как и тогда…

Баюн пустил в небо колечко дыма.

Баюн пустил в небо колечко дыма.

Не отдайся он «ловцам душ» в своё время, то валялась бы его «фигурка» в пыльном ящике последнего круга. А вот нет же: что-то… а, может и кто-то… в общем решение он принял и всунулся в Игру с головой. И во многих моментах её он видел и свой вклад…

Не отдайся он «ловцам душ» в своё время, то валялась бы его «фигурка» в пыльном ящике последнего круга. А вот нет же: что-то… а, может и кто-то… в общем решение он принял и всунулся в Игру с головой. И во многих моментах её он видел и свой вклад…

Когда стал вопрос о том, что Андрея надо убрать из Игры, ему, Баюну, предложили разработать подробный план. Это была одна из лучших его «работ» в качестве навигатора. Тогда она показалась ему неприятной, даже «нечистой». Но выбора не было: он сам дал согласие на подобную работу.

Когда стал вопрос о том, что Андрея надо убрать из Игры, ему, Баюну, предложили разработать подробный план. Это была одна из лучших его «работ» в качестве навигатора. Тогда она показалась ему неприятной, даже «нечистой». Но выбора не было: он сам дал согласие на подобную работу.

И снова, как когда-то в той далекой жизни Антона Павловича, он написал «пьесу», в которой решил просто «разделить» братьев, не «убирая» никого из них. А право выбора, так сказать, возложил на мать…

И снова, как когда-то в той далекой жизни Антона Павловича, он написал «пьесу», в которой решил просто «разделить» братьев, не «убирая» никого из них. А право выбора, так сказать, возложил на мать…

Глаза её просто остекленели. Баюн точно помнил: такие пустые и совершенно бездонные. В них была явно выражено «смирение» с проклятой «судьбой», хотя где-то там, очень и очень глубоко, её душа просто разрывалась на мелкие части. Ей хотелось просто умереть, но «ангел смерти», думалось ей, просто не хочет быть милосердным. А этот злой старик в вязаной шапке, снова и снова требует сделать выбор. Требует оставить лишь одного, а второго её ребенка, её кровинушку, одну из неразделяющихся частей её души, вырвать с корнем. Вырвать навсегда.

Глаза её просто остекленели. Баюн точно помнил: такие пустые и совершенно бездонные. В них была явно выражено «смирение» с проклятой «судьбой», хотя где-то там, очень и очень глубоко, её душа просто разрывалась на мелкие части. Ей хотелось просто умереть, но «ангел смерти», думалось ей, просто не хочет быть милосердным. А этот злой старик в вязаной шапке, снова и снова требует сделать выбор. Требует оставить лишь одного, а второго её ребенка, её кровинушку, одну из неразделяющихся частей её души, вырвать с корнем. Вырвать навсегда.