— Любила? Не говори глупости. Она не могла любить, она просто выполняла заложенную в нее программу.

— Думай так, если тебе от этого легче, — голос Эйнураль резко изменяется, грубеет, наполняясь мощью, а мгла полностью поглощает ее фигуру. — В одном ты прав, отец, пора это заканчивать.

Она поднимает посох над головой и мир вздрагивает, стены вокруг начинают осыпаться, открывая вид на пустынную равнину, покрытую пожухлой выгоревшей травой, а над головой вспыхивает зеленое солнце. Иллюзия качественная, причем наложенная на локальное изменение пространства, но я прекрасно вижу ее границы и могу разрушить в любой момент. Только зачем.

Клинок с легким шелестом покидает свои ножны, вспыхивая слепящей белизной.

И снова мы кружимся в танце, не в последнем свадебном танце отца с дочерью, а в бездушном танце смерти, где сталкивается не столько наше оружие, сколько наши души. Мы словно огромные птицы порхаем над этой бесконечной равниной, сталкиваясь, почти падая в объятия друг друга и вновь разлетаясь в разные стороны. Все предрешено и результат мне давно известен, но я просто тяну время, пытаясь найти выход и линия вероятностей разворачивается передо мной, ветвясь словно густая крона причудливого дерева. Да, я вновь шагнул к «вершине» и на этот раз более решительно, но видимо такова моя судьба.

Движение реальности, дрожь слоев.

Я оборачиваюсь и приветливо киваю старому знакомому. Ангел Смерти в ответ лишь дергает своими пегими крыльями и замирает в ожидании, наблюдая за нашим танцем безучастным взглядом. Он не принадлежит ни этому миру, ни миру Хаоса, а посему в нем нет ни сочувствия, ни жалости. Он судья…судья беспристрастный и незримый. Он терпеливо ждет, ибо знает, что вскоре все закончится. Удар….Смерть удовлетворенно кивает и расправляет крылья…

Тьма спадает с лица Эйнураль, она медленно опускает глаза, с ужасом смотря на кончик торчащий из ее груди катаны, затем падает на колени, посох выпадает из ослабевших рук Я делаю шаг назад, бережно вынимаю клинок, опускаюсь рядом и, обняв за плечи, аккуратно укладываю ее голову к себе на колени. Багровый огонь внутри нее гаснет с каждым ударом сердца.

— Отец, я ведь твоя дочь, — шепчет она мне. — Не та я, а эта.

— Да, — киваю я, гладя по волосам. — Ты тоже моя дочь.

Она улыбается.

— Я рада, что ты меня признал, рада, что мы увиделись…., пусть и так, — ее глаза закрываются, а голос становиться все тише. — У меня нет имени, отец, никогда не было. Я всего лишь тень, которая скоро растает. Скажи, как бы ты меня назвал?

— Наверное Талнаура.