Не удовлетворившись достигнутым, Костя взмыл в воздух сажени на три и завис там горизонтально, раскинув руки, точно плыл сейчас в тёплой озёрной воде. Шляпа его немедленно свалилась, да и шпага, сохраняя верность закону всемирного тяготения, свесилась вниз.

– Воины! – возгласил он, и юношеский голос его устремился к вкушающим походный завтрак семёновцам. – Именем Света взываю к вам и повелеваю! Безбоязненно идите, куда велено, выполняйте приказы Высоких Братьев, скиньте кровавое ярмо бесчеловечной царской власти! Все силы свои, все умения, всю жизнь отдайте святому делу освобождения народа!

– Сейчас разломит «убедитель», – прошептал я лежащему рядом Алёшке. – И всё… и уже ничего не поделать.

Впрочем, кое-что ещё оставалось. Продолжая лежать в траве, сунул я руку за пазуху, нашарил на тонкой нитке рядом с нательным крестом медную пульку «чёрной стрелы». Рванул.

– Ты что, сдурел?! – Алёшка рысью бросился на меня, перехватил руку с артефактом. – Не смей!

– Лучше так, – огрызнулся я, пытаясь высвободиться. – Он всё одно не жилец. От «стрелы» ли помрёт, от «убедителя»… но хотя бы Россию спасём.

Алёшку, однако же, довод мой не убедил, и руку с пулькой держал он крепко. Как тут нацелишься? Ещё, пожалуй, заряд стрелы по нему же и шарахнет.

– Воины! – продолжал заклинать Костя. – Да войдёт в сердца ваши слово моё, и никто уже более не поколеблет вас! Быть же по слову моему!

И он с натугой, точно барабанную палочку, разломил кристалл пополам. Тут же хлопнул воздух… почему-то не вверху, а сзади, а мгновение спустя вспыхнул на всех гранях пронзительный голубой цвет – точно солнце превратилось в миллион полевых васильков. Костя же сверзился с вышины, упал на вытянутые руки, мгновенье молчал – а потом взвыл от боли.

Мы с Алёшкой ринулись к нему, забыв о «непускайке» – и правильно сделали. Невидимая стена исчезла, и ничто уже не помешало нам подбежать к телу.

Душа в нём пока что оставалась. С трудом приподняв голову, Костя проговорил спокойно и ясно:

– Вот и всё! Дело сделано!

– Зачем? – ошалело выдохнул Алёшка, присев рядом с ним на корточки, коснулся пальцами лба.

– Потому что надлежало Россию спасти! – Костин голос стал тише, будто говорил он через подушку. – И Викторию Евгеньевну тоже. Уж лучше я… по мне меньше плакать будут.

– Сильно расшибся? – глупо спросил я. – Боль снять или сам?

– Руки и грудь, – соизволил обратить на меня внимание Костя. – Да какая разница? Скоро всё равно растаю в Сумраке.

– Сейчас переверну тебя на спину. – Я тоже опустился на корточки и осторожно коснулся его плеча.