Вот и в тебе тоже сейчас прежняя масть разевает пасть, –
О себе думаешь. Да только будет, как я сказал. И вот ещё одно: раз уж можем мы оба рассвета не увидеть, то хочу, чтобы ты знал. Мне всё ведомо, как Даша померла. Отшельник, тварь такая, открыл… тогда, в Сиянии. Мол, крепко у меня рычаг заело, одними волками не вышибить. И всё рассказал… и показал. Но взял с меня слово, что ни тебе, ни его сиятельству мстить не стану. Потому что, сказал, Дашку тем не вернёшь, а месть разъедает душу. А ещё сказал, что меняемся мы, и коли мстишь, то уже не тому. Другой он теперь, лучше ли, хуже…
Мне казалось, что все звёзды неба разом обрушились на меня – и не ягоды они уже, а ледяные иглы. Протыкают – и ни вздохнуть, ни крикнуть.
Выходит, он знал. С января по май… был рядом, слышал мой голос, глядел в глаза, шутил, ругался, помогал – и знал! Как только не раздавило его это знание? Хотелось ли ему наперекор слову сразиться со мною и с дядюшкой? Или смирился?
Вот, значит, как, – протянул я. – И что… теперь?
Вот, значит, как, –
И что… теперь?
А что теперь? – пожал он плечами. – Теперь дядюшку твоего ждём. Недолго нам осталось.
А что теперь? –
Теперь дядюшку твоего ждём. Недолго нам осталось.
А если выживем? – осторожно спросил я.
А если выживем? –
Тогда будем жить, – просто сказал он. – Как и жили. Что ж тут сложного-то?
Тогда будем жить, –
Как и жили. Что ж тут сложного-то?
Но почему?
Но почему?
Он понял, о чём я.
Потому что лучше, если у меня будешь ты, чем у меня не будет никого. Потому что он прав, Отшельник. И не в том дело, что слово я ему дал… а просто ты же не тот уже сейчас, как раньше. Да и я не тот.
Потому что лучше, если у меня будешь ты, чем у меня не будет никого. Потому что он прав, Отшельник. И не в том дело, что слово я ему дал… а просто ты же не тот уже сейчас, как раньше. Да и я не тот.