В итоге Евгений начал помечать знакомые изображения. Глядишь, методом исключения удастся выяснить, что означают незнакомые. Федор Кузьмич из-за плеча дозорного наблюдал за карандашом и иногда одобрительно покрякивал. Правда, пару раз хмыкнул с явным сомнением, но пока Угорь был в своих знаниях уверен. Тем не менее получалась какая-то каша. В одной куче оказались Руна Мерлина, символ «скорбь Шааба», арабская вязь, обозначавшая одно из имен Пресветлого Фазуллаха, и многие-многие другие знаки, совершенно несовместимые, на взгляд Евгения. И дело даже не в том, что здесь были составные части Темных и Светлых заклятий – дозорный и сам неоднократно использовал «трофейные» Темные приспособления наряду со служебными амулетами Ночного Дозора. Дело в том, что невозможно в здравом уме соединить друг с другом жесточайшее самурайское «хиути-букуро» и милосердное «слезоточение младенца». Какое из них и каким образом должно дополнять и усиливать другое в подобной связке?

– Не ндравится мне энто, – пропыхтел над ухом Денисов. – Ну-ка… – Он протянул руку и пальцем указал на три разных знака. – Не кажется ли тебе, друг мой ситный, что они вапче тут случайно оказались?

– Думаю, что тут не может быть ничего случайного. Как вариант – Каскет хотел запутать тех, кто начнет расплетать заклятье, и добавил сюда несколько сбивающих с толку символов. Отвлекающий маневр, липовый шифр.

Участковый помолчал, задумчиво склоняя голову то к одному плечу, то к другому, примеряясь к каракулям Евгения так и эдак.

– Ну-ка, – снова сказал он, – подмогни-ка мне.

Угорь быстро сообразил, чего от него хочет опасающийся пользоваться Силой пожилой маг. Он провел ладонью над записями, и символы чуть припухли, обрели объем, словно миниатюрные барельефы на листочках в клетку. Теперь Денисов мог перемещать их по поверхности, чем, собственно, и занялся. В правый нижний угол, повинуясь движению указательного пальца Федора Кузьмича, отправились совсем непонятные значки. В левом верхнем он оставил штук пять-семь картинок, вверх и направо он сместил чуть больше дюжины, еще столько же перекочевало на середину тетрадного листа.

– Гляди! Нет ли у тебя ощущения, Евгений Юрьич, что вот энти символы залетели сюда из другого кино?

– То есть?

– «Черный дождь» и «хиути-букуро» – энто знаки боевых заклинаний Темных. «Копье Света» и Тройное Лезвие – знаки боевых заклинаний Светлых. Боевых, Евгений Юрьич! Драка здесь была, Евгений Юрьич, и драка знатная. Может, Черный шаман и сопротивлялся, когда его Клокочущий нагнал. Но не «копьем Света» же?! Думается мне, в его арсенале были куда более… аутентичные заклинания. Значит, кто-то другой сражался. А когда лес рубят – щепки летят. Вот и кажется мне, что энти символы – щепки. В водоворот Силы попали случайно и прямого отношения к Пляшущему не имеют. Мы их пока в сторонке оставим. Смотрим дальше. А дальше у нас – «Алавастр», «скорбь Шааба», Руна Мерлина, «печать забвения» и «Улуу тойон[20] Отца Небо». Знаки подчинения и превосходства над поверженным врагом, охранные знаки. Заклинания для наших мест чуждые, импортные: из Европы, с Ближнего Востока и Тибета. Энти уже могут относиться непосредственно к заточению твоего Бохоли-Хары, поскольку мы догадываемся, что Клокочущий вволю попутешествовал, вдоволь всего увидел-узнал. Стало быть, мог научиться их применять. Ну и применил на обидчике. Согласен? А вот энта группа значков… Приглядись, Евгений Юрьич! Ничего не примечаешь?