…— Это в него злой дух вселился, я вам, господа точно говорю! — азартно убеждал спутников Удальцев, хотя с ним никто и не спорил. — Думаете, случайно? Нет, не случайно! Это всё кощеевы происки! Не смог одолеть нас в открытую, там, под Муромом — решил погубить тайно, подослал невидимого врага! Я когда ходил в уборную, от солдат слышал: этот Земшин, оказывается, первейший бретёр в полку, и стреляет без промаха. Убил бы он Романа Григорьевича — тьфу-тьфу, не накаркать — мы бы не догадались даже, что за этим стоит Бессмертный! Решили бы, дуэль и дуэль!

— Вот! — вскричал Листунов торжествующе. — Что я вам говорил! Уж простите Роман Григорьевич, вы меня старше по чину, но не могу молчать! Ваше сегодняшнее поведение было безответственным и безрассудным мальчишеством! Тот, на кого возложена историческая миссия, не вправе рисковать жизнью понапрасну. Больше никаких дуэлей, господа, иначе я умываю руки! Ищите себе тогда другого Ивана, а меня хоть увольняйте потом со службы, хоть судите — моё слово твёрдое!

«Сразу видно, что из разночинцев, — подумал Тит Ардалионович с неприязнью. — Никакого представления о чести! Не понимает, что бывают ситуации, когда дуэль неизбежна».

«Ну, это уж как сложится, — подумал Роман Григорьевич философски, — но впредь надо настаивать, чтобы перед выстрелом противник непременно нюхал нашатырь». А вслух сказал:

— Зря вы так драматизируете события, Иван Агафонович. Во-первых, я специально позаботился, чтобы ничего рокового не случилось. («Ну да, позаботился, — хихикнул про себя Удальцев. — Только не о себе, а о противнике. Господа, вынужден предупредить: я некоторым образом заговорён от пуль… Видите: самую кожицу сняло, а мозги целые!..) Во-вторых, если бы не эта дуэль, мы могли бы никогда не узнать, что кроме явных нападений, Кощей способен на скрытые козни. Теперь знаем и будем настороже. Что ни делается — всё к лучшему.

Так он сказал вслух, хоть и понимал, что по совести-то Листунов прав, и упрёки его вполне справедливы. Трудно сказать, чем окончилось бы это дело, не родись сын генерала Ивенского ведьмаком. К счастью, Роман Григорьевич всегда умел ладить с собой. «Победителей не судят» — подумал он, и на том успокоился.

Поезд прибыл на станцию к полудню. За ночь немного спал мороз, всё вокруг покрылось мохнатым инеем — стало чудо как хорошо. Даже Листунов, пребывавший последние два дня в мрачном расположении духа — и тот заметно повеселел от такой красоты.