Текст запроса Удальцев составлял ровно три часа — мысли постоянно куда-то уплывали, путались. Роман Григорьевич его не торопил — занят делом, почти не плачет больше, не винит себя облыжно — и то хлеб. Тем более, что то же самое поручение было дано Листунову. Пальмирец справился с ним в считанные минуты, и из Хазангского университета уже пришёл ответ: Паврин Модест Матвеевич числился студентом выпускного курса факультета теоретической и прикладной магии. К тому часу, когда эпистолярное творение Удальцева, густо пестреющее помарками и слегка окроплённое слезами, легло на стол удивленного господина Мерглера (Роман Григорьевич как раз отвлёкся и не успел вовремя перехватить), хазангская полиция уже получила приказ о поимке опасного заговорщика.
На след Георгия Эпафродитовича Мыльнянова удалось выйти через два дня, хотя он-то поживал здесь же, в Москов-граде, изучал тайные науки в стенах Императорского Московградского университета. Но университетское руководство выдавать своего студента Особой канцелярии не спешило, помог тайный осведомитель.
Задержание прошло гладко: заговорщика взяли на улице, когда тот выходил из булочной. Налетели дюжие городовые, с ног до головы увешанные охранными амулетами, схватили, скрутили, повалив лицом в снег, окунули руки в чернила (это уж Роман Григорьевич, наученный горьким опытом, позаботился уничтожить опасные символы столь радикальным способом — не с мылом же было заговорщику ладони отмывать), потом надёжно связали за спиной, чтобы чародействовать не мог.
В доме арестованного, точнее, в крошечной съёмной комнатушке на Капищах, родной сестре той, что занимал агент Удальцев, было обнаружена чёрная книга с запрещёнными заклинаниями, заговорённая куриная кость под порогом и свежий настой аронника в ночном горшке под кроватью. «Другой тары у него, что ли, не нашлось?» — брезгливо скривился Роман Григорьевич, а Тит Ардалионович, улучив момент, с нездоровым злорадством опрокинул упомянутый сосуд над мыльняновской постелью, за что и получил крепкий нагоняй от господина Мерглера, ничуть, впрочем, агента Удальцева не смутивший. Вот если бы непосредственный начальник его выбранил — тогда другой разговор. Но Роман Григорьевич и не думал ругаться, наоборот, сочувственно вздохнул: «Ну, что ж, если вам от этого легче…» Значит, повода для расстройства не было.
…Они были похожи, как два родных брата: оба высокие, сутулые, с волосами до плеч, как это принято у юношей магического сословия, с одухотворённо-измождёнными лицами и лихорадочным блеском в очах. Паврин ещё и покашливал — уж не чахотка ли?