«А как весело мы бежали в ту сторону…»

Ворон никогда в своей жизни пьяным не напивался, но теперь и он понял, чем похмелье отлично от буйного и всемогущего хмеля. Всё, что в дороге говорил ему Ветер, оборачивалось жестоким попрёком.

«Я-то тебе душу распахивал! Об отце, о братьях, о мотуши… Доверял, чего и Лихарь не знает… Я думал, у меня есть сын!»

А потом – изумление, почти ужас осознания неудачи:

«Я ошибся…»

Далёкая волна быстро превращалась в чёрную стену. Она высылала вперёд свирепые вихри, цепляла непроглядными космами вершины холмов.

«Учитель! Я торговую казнь видел. Недобрые они там. Они же тебя…»

Лес в этих местах когда-то был истая трущоба, никакая метель гребнем не вычешет. Теперь стало не то. Высокие деревья, по пояс вросшие в снег, сберегались только в распадках между холмами. Котляр остановился, начал рыть логово в крутом подветренном склоне. Ворон сбросил алык, так же молча взялся рубить и отбрасывать снег. По дороге туда они тоже, бывало, по полдня не говорили ни слова. Но можно ли равнять то молчание с нынешним!

«Учитель… я тебя избавить хотел…»

«А я просил избавлять? Ты, значит, весь мой замысел доконно постиг? Тебе ясный наказ даден был: на развед сбегать – а ты что натворил? Ты что натворил?..»

В снежной норе пришлось отсиживаться почти двое суток. Спали в очередь, натянув поверх тёплых кожухов ещё по одному, мехом наружу. Ворон затеплил жирник, вытащил завёрнутого в берёсту шокура. Ветер мотнул головой. Он доедал снедь, захваченную из Кутовой Ворги. Ворон было колупнул рыбину лезьем, огорчился, оставил, вновь выложил на мороз.

Наконец буря удалилась своим путём на восток, покинув сломанные макушки и длинный хвост медленного снегопада. Ворон лопатой разбил продух, первым вылез наружу. Воздух, напоённый почти оттепельной сыростью, казался густым и тёплым. Снег, мягкий, липкий, успел согнуть дугами не доломанные бурей хлысты, претворить их белыми скорбными ображениями Позорных ворот.

Ветер выбрался следом.

– Учитель… – сказал Ворон. – Учитель, воля твоя… накажи меня троекратно, только позволь…

Ветер поднял глаза. Серые, как тучи над головой. Морозные и чужие.

Ворон кашлянул, заторопился:

– Позволь, прежде чем к столбу, Надейку в чуланишке навестить… Я в зелейном ряду дивное лекарство добыл. Чтобы не ждать ей, долгих мук не терпеть, пока из холодницы выйду…

Ветер перестал смотреть на него. Перестал замечать.

– Не позволю, – сказал он. – А накажу и так троекратно, без твоих просьб.