– За Ойдриговичей! – орали из чащи. – Бей дикомытов!

Дружина, след в след тянувшаяся серединой ручья, начала бестолково сбиваться. Древко с зачехлённым знаменем кренилось туда и сюда. Мелькнуло лицо Зарника: прикушенная губа… Пальцы Светела будто своей волей оказались на струнах, повторили оборванное:

«Клином стройся!»

С третьего раза ребята услышали знакомый призыв. Не зря собирались на озере между Затресьем и Твёржей, недаром терпели взрослые смешки и попрёки.

«Щиты панцирем!»

Этот приказ двое гуслей вызвонили уже согласно, бодро и зло. Крепкие плетёнки брякнули венцом о венец. Выпрямилось знамя. Растерянная ватажка сплачивалась в дружину. Визжащие ядра по-прежнему сотрясали щиты.

– Это за Бакуню вам! – неслось с берегов. – За Дегтяря!

«Какой такой Бакуня?..» Ясно было одно: отверстаться за неведомого пострадальца намерились без шуток. Пращники заготовили не крохлые снежки ребячьих забав – гвоздили ледяными шарами, промороженными до жестокости камня.

«А вот прорвёмся! А вот не удадим – победим!»

Светел натянул бездвижного Гарку на опрокинутый щит. Пол-лица в кровавом снегу, на губах пузыри.

– Зарник, что молчишь? Зарник!..

Подвоевода вертел головой по сторонам.

– Выходить надо! – сказал Светел. – Стоять будем, вовсе забьют!

Зарник очнулся, как от затрещины.

– Тыл показать?.. Гнездарям?.. – Глянул в глаза Светелу, решился: – Веди, коли замысел есть.

От нового удара Светелу за куколь просыпалась морозная пыль, ожгла шею.

«Все вдруг!» – грянули гусли.

Клин развернулся слаженно, в два лыжных шага. Затыльные стали первыми, стиснулись в остриё. Гарку подхватили со щитом, прикрыли собой.

«Бе́жью вперёд!»

– Избабились дикомыты! – полетело сверху. – Заробели!