– Да. Я это сделаю.

– И придется.

Они вместе вылетают из клетки, и Паутинка подводит его к оловянной коробке размером с большой шкаф.

Джеб гладит гигантские белые розы на боках бормоглота и рассматривает всплывшее на поверхность лицо Королевы. Потом достает из кармана нож. Закатывает рукав и проводит тупой стороной лезвия по предплечью, разглядывая розы. Свой будущий холст. И уныло сутулится.

– Но тут понадобится всё, до капли.

– Разве не в этом подлинный смысл самопожертвования? Отдать больше, чем у тебя есть, чтобы спасти того, кого любишь? – спрашивает из-за спины Паутинка.

Джеб стискивает зубы.

– Где кисть?

Фея протягивает ему кисть.

Он сосредотачивается. Руки дрожат, против его воли.

– Я… я не могу успокоиться.

Паутинка сжимает запястье Джеба.

– Можешь. Ты художник. И это – самая главная картина в твоей жизни.

Джеб стирает капли пота, выступившие на лбу.

– Мой старик никогда не думал, что я чего-нибудь добьюсь живописью.

Паутинка грустно улыбается и зависает в воздухе, давая ему место.

– Значит, каждым движением кисти ты будешь доказывать, что он неправ.

Джеб скрипит зубами от боли, пока снежно-белые розы делаются красными…

Картинка гаснет, занавес падает, включается свет. Мы с Джебом поворачиваемся друг к другу.

– Ты говоришь, – произношу я, – кто может с ним соперничать?