– О предателе. Так император именовал мужчину, пытавшегося меня убить. Очевидно, в даанорийской армии это прозвище обозначает низшую форму оскорбления. Если не хочешь говорить о нем, можем обсудить того умершего солдата.
– Ты говоришь в точности как Фокс.
– Мы с ним во многом похожи.
– Сомневаюсь, что ты когда-то принуждал человека совершить самоубийство, – едко заметила я.
– На мой взгляд, разница между тем, чтобы принудить кого-то и заколоть его самому, невелика. Тем более ты защищала меня.
– Теперь я уже не уверена, что ты стоил таких усилий. – Мне хотелось позлить Калена, но мои слова только насмешили его.
Зазвучала знакомая мелодия. Зоя и Шади исполняли танец «Лисицы и зайца», популярный среди королевств и входящий в репертуар любой аши. Даже собравшиеся даанорийцы, не привыкшие к нашим танцам, замолкли и с интересом наблюдали за тем, как девушки раскачиваются под музыку, неторопливо следуя за ритмом, плавно переходя от одного замысловатого движения к другому.
– Не стоит постоянно закрываться от людей, – тихо произнес Кален, пока все гости были увлечены танцем. – Твой брат заботится о тебе. Не заставляй его волноваться.
– Знаю. Я позже найду его и извинюсь.
– В первый раз я убил в тринадцать лет. Она была тресеанским солдатом.
– Она? – ахнула я.
– В тресеанской армии служит множество женщин. Они сражаются не хуже любого мужчины. Эта девушка была дезертиркой и состояла в бродячей банде воров и пиратов, которым каким-то образом удалось оказаться в одалийских водах, ограбить и поджечь наши торговые суда. Только гораздо позже я узнал, что она не участвовала в тех нападениях, которые мы отслеживали. Ее предыдущий корабль затонул, и они подобрали ее за день до этих грабежей. Полагаю, она чувствовала себя перед ними в долгу за свое спасение, но я все равно рыдал две ночи подряд.
– Ты? Рыдал? – Кален все время казался мне твердым, будто камень. Ему было чуждо любое проявление эмоций.
– Я не всегда был подонком.
Его слова насмешили меня, и я рассмеялась.
– Такое трудно представить.
– Так что ты справляешься даже лучше меня.
Я быстро взяла себя в руки.
– Но я не чувствую себя виноватой. Да, мне плохо от того, что я убила их, но хуже то, что я не жалею об этом, как должна бы. Кто же я после этого?