– Нет-нет. Не торопись, воевода. Умерь аппетиты. А кто с конязем Зоренем в Предслав поедет? Шикарному бриллианту и оправа побогаче нужна. Это я про коняжну говорю, – и по-свойски подмигнул Весте. Подумал, погладил пальцем бровь. – Уступишь двух ребят, милый принц?

Глаза смотрят на принца открыто, доверчиво.

Отказать неудобно.

Толян не выдержал и хохотнул:

– Учись, Груздик. Раз – и девка в бабах. Охнуть не успела.

Бодрен нахмурился и промолчал.

– Ничего не могу с собой поделать, Бодрен. Проклятая доброта. Понимаю, что засиделся ты здесь. Место воина на коне с мечом в руке и во широком поле, а не в красном тереме. Сам бы рванул отсюда, да обстоятельства мешают. А ты – другое дело. Ты человек свободный. Тебе и флаг в руки.

И удрученно развел руками.

– Груздень, а ты когда выступать собираешься?

– Могу и сейчас, – с готовностью поднялся воевода.

– Сутки. И вперед. Стрелы?

– По две сотни на воя.

– Вбивай клинья покрепче. Глубоко и основательно. И в прорыв. И никаких сражений. Увязнешь… держи инициативу. Не позволяй атаковать. Выбивай стрелами, и копейную дружину Хмурого вперед. Охват с флангов и вырубай подчистую. А на обратном пути почистишь. Главное – не увязни. Держи кураж. Меняй коней почаще. Там такая возможность будет. Казары народ кочевой. Их сила в высокой мобильности. А мобильность целиком и полностью зависит от конского поголовья. Понял, Груздень?

– Я помню, командир.

– И славно.

– Что делать с пленными?

– Я уже, помнится, говорил: если захотят служить, пусть служат. Толян!

– Служи по Уставу, завоюешь честь и славу, – отбарабанил Толян и подмигнул воеводе: – Усек, Груздик?

– Понял, воевода? А посему за излишнюю вольность, а равно и за остальные проступки одно наказание – смерть.

Ночью снова проснулся от щемящего чувства беспокойства. По груди скользили чьи-то руки.