Прежде всего, кормили боярина крестьяне. А вот службу государь требовал – с земли. С каждых ста чатей (около пятидесяти гектаров) помещик обязан был выставить на службу – в поход или на смотр волостному воеводе – одного воина в полном вооружении: в броне, с рогатиной, саблей, с двумя заводными лошадьми. Получалось, чем меньше крестьян работало в поместье – тем труднее было боярину свести концы с концами. Мало снарядить ратника – его еще кормить-поить надо, и самому с голоду не умереть, и усадьбу достойную отстроить, и детей поднять… В общем, все, что положено. А крестьяне, коих в учебнике по истории крепостными называли, на деле все на договоре земельной аренды сидели. То есть по осени оброк оговоренный заплати – и можешь на новое место уезжать. И крутись помещик с опустевшей землей, как хочешь.

Но и это еще не все. Оказывается, каждый родившийся где бы то ни было на Руси человек изначально считался свободным. То есть будь его отец с матерью хоть десять раз в безнадежной кабале – но дети их могли спокойно уезжать на отхожий промысел, учиться ремеслу в любом городе или просто поселиться в другом поместье или на черных землях[33]. Получалось, много с крестьянина спросишь – уйдет. Мало – сам пойдешь по миру, разоришься. Государство – оно ведь бездушно, как механический автомат. Положенного ополчения не выставил – поместье в казну отходит. И нет ему дела до твоих стараний и неурядиц.

Вот и крутился Василий Ярославович, как только мог, и сыну решения свои пояснял. До обниманий и целований дело, конечно, не доходило – все-таки господин должен оставаться господином, а смерд – смердом. Однако же все жалобы боярин выслушивал внимательно, до бед или радостей снисходил. Кому скидку по оброку сделает, кому кусок пашни из пара прирежет, кому леса разрешит взять безвозмездно. Пусть строятся крестьяне. Лишний амбар, лишний овин, новая изба. Глядишь, и жалко бросать станет, коли мысль появится на новое место перебраться. Споры крестьянские помещик старался решать по совести, чтобы обид не оставить. Порою от себя проигравшему что-то для утешения подкидывал. Не добро, нет: новые права, дела новые, под них – отсрочку по оброкам. Дескать – ставь ульи на медвежьей опушке, а оброка бортного пять лет можешь не возить. Вершу дозволяю поставить на озере и коптильню. И три года лишь на свой карман трудись, разживайся, радуйся. Время пройдет, пасека, коптильня, верша – все останется, доход приносить продолжит, оброк будет дополнительный. Не Василию Ярославовичу – так жене, сыну, внуку. Вперед всегда смотреть нужно, не одним днем жить.