— Ах да, вот теперь припоминаю, — неохотно признал демон. — Ты тот мальчишка. Сын Эдмунда Херондэйла.
Уилл шумно вздохнул. Голова закружилась, он едва не упал в обморок. Сжав кулаки, юноша впился ногтями в ладони, надеясь, что боль поможет ему прийти в себя.
— Так ты все помнишь!
— Двадцать лет просидел я в той штуке, — проворчал Марбас, — еще бы мне не помнить, как я вырвался на свободу! Только представь себе, безмозглый смертный, годы во тьме, без движения, а потом внезапно вспыхивает свет и — свобода! А под твоим взглядом корчится лицо человечишки, заточившего тебя…
— Двадцать лет просидел я в той штуке,
еще бы мне не помнить, как я вырвался на свободу! Только представь себе, безмозглый смертный, годы во тьме, без движения, а потом внезапно вспыхивает свет и — свобода! А под твоим взглядом корчится лицо человечишки, заточившего тебя…
— Но ведь не я лишил тебя свободы…
— Не ты, а твой отец. Для меня вы все на одно лицо. — Демон ухмыльнулся. — Помню твою сестру, храбрая девчонка. Бросилась на меня с клинком, едва удерживая его в руках.
— Не ты, а твой отец. Для меня вы все на одно лицо.
Помню твою сестру, храбрая девчонка. Бросилась на меня с клинком, едва удерживая его в руках.
— Этого вполне хватило, чтобы прогнать тебя. И тогда ты проклял нас, то есть меня. Помнишь?
Демон хихикнул:
— «Все, кто любит тебя, умрут. Их убьет любовь к тебе. Кто-то сразу, кто-то чуть позже, но каждый, кто посмотрит на тебя с любовью, умрет, если только ты не покинешь их навсегда. А начну я с нее».
— «Все, кто любит тебя, умрут. Их убьет любовь к тебе. Кто-то сразу, кто-то чуть позже, но каждый, кто посмотрит на тебя с любовью, умрет, если только ты не покинешь их навсегда. А начну я с нее».
Уилл задохнулся, воздух жег легкие, как огонь:
— Да.
— И ты вызвал меня, чтобы предаться воспоминаниям славного прошлого? — прищурился демон.
— И ты вызвал меня, чтобы предаться воспоминаниям славного прошлого?
— Я вызвал тебя, синекожий недоносок, дабы ты снял с меня проклятие! Моя сестра, Элла, умерла той же ночью. Я ушел из дому, чтобы остальные не пострадали. Прошло пять лет. Хватит. Хватит, ты слышишь!
— Даже не пытайся разжалобить меня, смертный! Двадцать лет я просидел в той коробке. Может, и тебе стоит помучиться столько же. Или пару сотен лет…