Светлый фон

Уилл вздрогнул всем телом и чуть было не бросился на пентаграмму. И тут Магнус задумчиво произнес:

— Видишь ли, Марбас, у тебя концы с концами не вяжутся.

— Это почему же? — сверкнул глазами демон.

— Выпущенный из Шкатулки демон, как правило, очень слаб, ведь в заточении он голодает. А тут тебе удалось наложить на Уилла такое сильное проклятие…

Демон что-то прошипел на незнакомом языке — Уилл точно не знал, то ли это был хтонический, то ли пургати.

Магнус сощурился:

— Но ведь она умерла! Марбас сказал, что она умрет, и все сбылось. Той же ночью. — И он пристально смотрел на демона. Между ними шла безмолвная битва, которая была за пределами понимания юноши.

Наконец Магнус медленно произнес:

— Неужели ты решил ослушаться меня, Марбас? Хочешь разгневать моего отца?

Марбас грязно выругался, потом признал:

— Полукровка прав. Никакого проклятия не было. Твоя сестра умерла, потому что я ужалил ее. — Демон взмахнул хвостом, и Уилл вспомнил, как он сбил Эллу с ног и клинок выпал у нее из рук. — Не было на тебе никакого проклятия, Уилл Херондэйл. По крайней мере, я тебя не проклинал.

— Полукровка прав. Никакого проклятия не было. Твоя сестра умерла, потому что я ужалил ее. — Не было на тебе никакого проклятия, Уилл Херондэйл. По крайней мере, я тебя не проклинал.

— Нет, — тихо сказал Уилл. — Нет, я не верю. — Он почувствовал, как в голове вертится огромный смерч; он услышал, как Джем говорит, что стена скоро рухнет, и он увидел высокую стену, за которой скрывался столько лет, осыпающейся грудой песка. Он свободен и один-одинешенек, стоит на ледяном ветру, сдирающем плоть с костей. — Нет! — Голос едва не сорвался на крик. — Магнус…

стена скоро рухнет,

— Марбас, ты не лжешь? Отвечай! — рявкнул Магнус. — Поклянись именем Ваала, что говоришь правду!

— Да клянусь, клянусь, — сказал Марбас, закатив алые глаза. — К чему мне лгать?

— Да клянусь, клянусь, К чему мне лгать?

Уилл рухнул на колени, обхватив живот руками, будто боялся, что кишки вывалятся на пол. Пять лет. Пять потерянных лет. Он вспомнил, как родители плакали и звали его у входа в Институт. Как он велел Шарлотте прогнать их прочь. Они так и не узнали почему. В один день они потеряли дочь и сына, так и не узнав почему. И все остальные — Генри и Шарлотта, Джем и Тесса… что же он натворил!.. «Джем — мой самый большой грех».