— Что все это значит, отец? — гневно воскликнул Габриэль, но в голосе его был страх.

— Демонический сифилис, — с удовольствием пояснил Уилл.

— Какое отвратительное и наглое обвинение… — начал Бенедикт.

— Так опровергните его! Поднимите рукав, — велела Шарлотта, — и покажите руку!

Уголок рта Бенедикта дернулся. Тесса смотрела на него во все глаза. В отличие от Мортмэйна Бенедикт не пугал ее, скорее ей было противно — точь-в-точь жирный червяк, ползущий по садовой дорожке. И тут он набросился на старшего сына.

— Ты! — прорычал он. — Это ты им все рассказал! Ты предал меня.

— Да, — ответил Гидеон и наконец поднял голову. — И я ничуть не раскаиваюсь.

— Гидеон? — ошарашенно воскликнул Габриэль. — Отец? Что все это значит?

— Твой брат предал нас, Габриэль! Он раскрыл все наши тайны Бранвеллам, — выплюнул Бенедикт. Казалось, он постарел на глазах, на лице четче обозначились морщины, но голос звучал по-прежнему твердо. — Гидеон Артур Лайтвуд, советую вам как следует обдумать то, что вы уже совершили, и то, что вам делать дальше!

— Я уже все для себя решил, — тихо ответил Гидеон. — Я много размышлял с тех пор, как ты отозвал меня из Испании. В детстве я верил, что все Сумеречные охотники живут так же, как мы. При свете дня сражаются с демонами, зато под покровом ночи путаются с ними. Это не наш путь отец, а твой. Это ты опозорил и облил грязью славное имя Лайтвудов!

— К чему это кривлянье…

— Кривлянье? — с непередаваемым презреньем воскликнул Гидеон, обычно такой спокойный. — Отец, я боюсь даже представить, что станет с Анклавом, если ты заграбастаешь Институт! Клянусь, я выступлю против тебя на Совете. Я возьму Смертный меч и расскажу Консулу Вайланду, почему Шарлотта будет в тысячу раз лучше тебя на этом посту! Я расскажу всем членам Совета, что здесь творится по ночам! И скажу им, что ты работаешь на Мортмэйна. И почему…

— Гидеон! — воскликнул Габриэль, перебивая брата. — Ведь ты же знаешь, что управление Институтом было последним желанием нашей матери? И это Фэйрчайлды виновны в ее гибели!..

— Ложь! — заметила Шарлотта и посмотрела на Бенедикта в упор. — Она наложила на себя руки, но не из-за моего отца. Спроси-ка лучше у своего отца, почему.

— Что вы несете? — закричал Габриэль. — Отец, как она смеет говорить такое?

— Потише, Габриэль, — жестко приказал Бенедикт, но в голосе его появился страх, как, впрочем, и в глазах. — Шарлотта, ты о чем?

— Вы прекрасно все поняли, Бенедикт. Вопрос в том, следует ли мне просветить Анклав. И ваших сыновей. Сами знаете, что тогда будет.