— Сам знаешь, что не могу, — злобно сверкнул тот зелеными глазами.

— Все ты можешь! — Гидеон протянул брату руку. Бенедикт смертельно побледнел, наконец осознав, что теряет обоих сыновей. Он так сильно вцепился в край стола, что пальцы побелели. Тесса не отрываясь смотрела на его запястье: рукав задрался, обнажив тонкую бледную руку в черных бороздах, вившихся кругами. Ей стало дурно, и она поднялась. Уилл уже давно стоял рядом с ней. И только Шарлотта продолжала сидеть с каменным выражением лица. — Пожалуйста, Габриэль, пойдем со мной.

— А кто позаботится об отце? Что люди скажут, если мы оба покинем его? — В голосе Габриэля были горечь и отчаяние. — Кто будет управлять поместьями… и как же место в Совете?..

— Не знаю, но почему именно ты? Ведь Закон…

— Семья превыше Закона, Гидеон. — Голос юноши дрогнул. На миг взгляды братьев встретились, но потом Габриэль отвернулся, закусив губу, и встал позади отца, облокотившись на спинку его стула. Бенедикт улыбнулся — хоть в этом он победил.

Шарлотта поднялась, гордо задрав подбородок:

— Полагаю, завтра мы снова увидимся — в Зале заседаний. Надеюсь, вы меня поняли.

Она стремительно вышла вон, Гидеон и Тесса следом. Уилл ненадолго замер на пороге, бросив взгляд на Габриэля, но тот даже не повернул головы. Тогда Уилл пожал плечами и тоже вышел, хлопнув дверью.

Они молчали всю обратную дорогу, дождь хлестал по окнам кареты. Несколько раз Шарлотта пыталась заговорить с Гидеоном, но он не отвечал, уставившись на расплывчатый пейзаж за мутным стеклом. Тесса так и не поняла, был ли он зол или расстроен, а может, и доволен. Он сидел, сохраняя все то же бесстрастное выражение лица; Шарлотта объясняла ему, что в Институте обязательно найдется для него место, что они все ему безмерно благодарны. Наконец, когда карета свернула на Стрэнд, он сказал:

— А я-то думал, что Габриэль пойдет со мной. Ведь узнав про Мортмэйна…

— Он еще не осознал, — заметила Шарлотта. — Дай ему время.

— А откуда ты узнал? — Уилл внимательно посмотрел на Гидеона. — Мы сами лишь недавно узнали о твоей матери. И Софи сказала, что ты ничего не знал…

— Я написала две записки, — сказала Шарлотта. — Одну Бенедикту, другую Гидеону.

— Сирил незаметно вложил мне ее в руку, когда отец отвернулся. Я едва успел прочесть перед вашим приходом.

— И ты прямо сразу поверил? — спросила Тесса.

Гидеон снова отвернулся к залитому дождем стеклу, сжав губы.

— Я никогда не верил рассказам отца о смерти матери. А вам поверил сразу.

Сидя в сыром экипаже напротив Гидеона, Тессе вдруг захотелось поддержать его, сказать, что у нее тоже был брат, которого она любила и потеряла навсегда, причем дважды, и это куда хуже, чем если бы он умер сразу. Теперь она поняла, почему он нравился Софи: под маской бесстрастности скрывалась ранимость, а за красивым лицом — честная и добродетельная душа.