— Может, никакого сына никогда не было. Я очень надеюсь на это. Пусть бы он никогда не существовал, они бы не нашли его, не уничтожили, не сделали своей пешкой, — он снова застонал и беспокойно заметался по кровати. — Фитц?

— Я здесь. Тебе принести что-нибудь? Бренди? Воды?

— Нет. Спасибо.

— Поспи. Тебе надо отдохнуть. Завтра мы подумаем, чем тебя кормить. Нужно укрепить твои силы, прежде, чем группа займется твоим лечением.

— Я сильнее, чем кажусь. Сильнее, чем тогда, когда ты нашел меня.

— Возможно. Но я больше не стану рисковать без необходимости.

Долгое молчание. Бренди и еда начали действовать. На меня вдруг навалилась дневная усталость. Я подошел к другой стороне кровати и скинул сапоги. Я сбросил верхнюю одежду и повалился на огромную кровать рядом с Шутом. Перина была глубокой и мягкой. Я зарылся в нее и закрыл глаза.

— Фитц.

— Что?

— Ты можешь убить ради меня?

Мне не нужно было обдумывать ответ.

— Да. Если понадобится. Но, Шут, здесь ты в безопасности. Вокруг тебя прочные стены замка. Я рядом. Никто не знает, где ты. Спи спокойно.

— Ты можешь убить ради меня, если я попрошу тебя?

Он повторил свой вопрос, будто в бреду. Я мягко проговорил:

— Тебе не придется просить меня. Если кто-то угрожает тебе, я убью его. Это так просто.

Я больше не предлагал ему уснуть. Не так-то это просто после пыток. До сих пор бывали ночи, когда я, вздрогнув, просыпался, думая, что вернулся в подземелье Регала. Мало что могло привести к такому внезапному приливу ужаса: запах определенного вида угля, скрип затягивающейся веревки, лязг, похожий на захлопнувшуюся дверь камеры. Даже просто темнота. Просто одиночество. Не открывая глаз, я положил на его плечо руку.

— Ты в безопасности. Я могу посторожить, если хочешь.

— Нет.

Он положил свою худую руку на мою. В огне тихо потрескивали дрова. Я слушал его дыхание. Он снова заговорил.

— Я говорил не об этом. Это послание я отправил с последними четырьмя курьерами. Не люблю просить помощи. Мне было стыдно, стыдно просить тебя о чем-то после того, как я безжалостно использовал тебя. Но мне больше некого просить. Я пытался сделать это сам. Они перестали допрашивать меня. Начали оставлять меня одного. И в один прекрасный день они потеряли бдительность. Наверное. Я бежал. Я думал, что я убежал. Я нашел друзей, они укрыли меня и позволили отдохнуть. Я знал, что должен сделать. Знал, что должно быть сделано, и готовился к этому, как мог. Я старался. Но они ждали меня. Они поймали меня и тех, кто дал мне приют. Больше они не заботились об изяществе допросов. Чистая жестокость. Ломали кости. Лишили зрения.