— Это его оживило? Или убило? — Я устал от бесполезных слов, от этих тонких кусочков смысла. — Я пойду к нему.

Дьютифул открыл было рот, но Риддл достаточно смело покачал головой, прерывая своего короля.

— Отпустите его. Этого не объяснишь словами. Человек не может высказать то, чего не понимает. Пусть посмотрит сам.

Я встал, пошатнулся и с удовольствием выпрямился прежде чем Дьютифул схватил меня за руку. Когда гордость человека — это все, что ему осталось, он крепко держится за нее. Меня не волновало, что они видели, как я подошел к портьерам и открыл потайную дверь. Мне надоели секреты. Пусть на них прольется дневной свет. Но сейчас света не было. Стояла ночь. Пусть тайны выльются в ночь? Я потряс головой. Что я собирался сделать? Пойти к Шуту.

Я поднялся по лестнице. Я знал, что они идут следом. Комната наверху желтела в огнях свечей и камина. Я чувствовал запах смолистых горных лесов и решил, что Кетриккен жжет благовония из своего дома. Это очистило мой разум, и когда я вошел в комнату, мне показалось, что я никогда не видел ее такой теплой и приветливой. Мои глаза отметили изменения. На одном из кресел, разомлев в тепле, дремала ворона.

— Фитц… Чивэл! — приветствовала меня она.

У ног Кетриккен, возле очага, сидел Эш. Он печально посмотрел на меня, а потом снова перевел взгляд в огонь. Моя бывшая королева уютно устроилась в старом кресле Чейда. Она куталась в яркое горное одеяло. На столике рядом с ней пыхтел толстенький синий чайник, разрисованный прыгающими зайцами. Ее заплетенные волосы были скреплены на затылке, а манжеты простого голубого платья отогнуты назад, будто в готовности к любой работе. Она повернулась ко мне с кружкой ароматного чая в руках. Глаза ее были беспокойны, но рот улыбался.

— Фитц! Я так рада, что ты вернулся, и так беспокоюсь за маленькую Би! И за дочь Чейда!

Я не ответил на ее приветствие. Мой взгляд зацепился за человека, который сидел рядом с ней. Прямой и исхудалый, он как-то неловко расположился в кресле. Все еще больной, он был одет в мягкую серую шерсть; широкий капюшон накрывал его голову. Я не понимал, видит он меня или нет. В глазах, которые повернулись ко мне, уже не было поволоки и серости. Они мерцали слабым золотом, будто в них отражался огонь. Он протянул мне руку. Пальцы все еще были опухшими, а ладони — костлявыми, но рука двигалась с тенью былой грации. Он повернул ее ладонью вверх и потянулся ко мне.

— Фитц? — спросил он, и я понял, что он не видит меня. Но у меня было странное ощущение, что он может ощущать меня.

Я пересек комнату и схватил его за руку. Она была прохладной, как когда-то давно.