Мотли что-то бормотала Шуту. Я встал и, отойдя на несколько шагов, заговорил, давая ему понять, что больше не смотрю в его сторону.

— Эш, ты ловко управляешься с ножницами. Можешь убрать нитки из шва на моем лбу? Они слишком тугие.

— Выглядит как кривая строчка на дрянном платье, — заметил Эш. — Подойдите сюда. Сядем к огню, тут больше света.

Пока он работал, мы перекидывались словами, в основном он коротко предупреждал, где будет вытаскивать нитку или просил смыть выступившую кровь. Мы оба притворились, что не замечаем, как Шут встал и осторожно двигается к постели. К тому времени, когда Эш закончил со мной, Шут либо уснул, либо хорошо притворился спящим.

Медленно тянулся день за днем. Всякий раз, когда мне хотелось двигаться, я шел заниматься. Однажды я тренировался с внуком Блейда. Он почти не скрывал радости от своего превосходства. Когда я второй раз принял его вызов поработать палками, он чуть не одолел меня. После Фоксглов отвела меня в сторону и с сарказмом спросила, понравилось ли мне быть мальчиком для битья. Я ответил, что все не так, что я просто пытаюсь вернуть свои боевые навыки. Но, ковыляя к парильням, я признался себе, что солгал ей. Моя вина требовала боли, и боль эта была одним из немногих чувств, которые были способны отвлечь от мыслей о Би. Я понимал, что это ненормально, но оправдывал себя тем, что к моменту стычки с ее похитителями я буду способен дать им отпор.

Я занимался и в тот день, когда в замке прокричали о возвращении Роустэров. Я коснулся земли кончиком деревянного меча, предупреждая партнера об окончании, и пошел им навстречу. Их строй был разбит, они ехали, как побежденные и обозленные люди. Лошадей своих товарищей вели в поводу, но тела их домой не привезли. Скорее всего, сожгли их там, где они остались лежать. Интересно, что солдаты подумали при виде мужчины с порванным горлом? А может быть среди ручьев крови никто не обратил внимания на его раны.

Солдаты вели коней в стойла, не обращая на меня внимания. Фитц Виджилант уже спешился и стоял, держа поводья, в ожидании того, кто возьмет его лошадь. Олух, выглядевший старым, замершим и усталым, горбился на маленькой крепкой кобылке. Я подошел к его стремени.

— Спускайся, старый друг. Положи руку мне на плечо.

Он поднял голову, чтобы рассмотреть меня. Я давно не видел его таким несчастным.

— Они гадкие. Смеялись надо мной всю дорогу. Ударили меня сзади, когда я пытался выпить чай, и я облился. А в гостинице прислали двух девушек, она дразнили меня. Они разрешали мне трогать за грудь, а когда я так делал, то били меня.