Вряд ли здесь были гвардейцы Рингхилла. Времени им бы хватило, и они бы сожгли тела. Тогда кто? Ох, Би.
Медленным шагом, с вороной на плече, я кружил по лагерю. Трое саней, до нелепости яркие и вычурные, были пусты. От мороза алые боковины их потускнели. Я мысленно вел подсчет телам. Четверо в белом. Вот пятый. Шесть солдат. Седьмой. Восемь солдат. Шестеро Белых. Разочарование заполнило меня. Я хотел убить их сам.
Никаких признаков тела ростом с Би, ни одного трупа с пышными волосами Шайн. Я обошел весь лагерь. Девять трупов солдат. Одиннадцать трупов Белых. Последние были разбросаны по всему лагерю. Шестеро мертвых наемников лежали парами, будто они сражались друг с другом перед смертью. Я нахмурился. Это точно не могли сделать гвардейцы Рингхилла. Я двинулся дальше. Три мертвых лошади, одна белая и две гнедых. Две белые палатки обрушились внутрь. Три маленьких палатки. Три гнедые лошади у коновязи. Одна подняла голову и следила за мной. Я подкинул ворону на плече.
— Веди себя тихо, — сказал я ей, и она послушалась.
Лошади проводили ее глазами, а я проскользнул за белые палатки.
К первой я подошел сзади. Уит подсказал мне, что живых в ней нет. Пригнувшись, я разрезал ткань. Внутри лежали разворошенные одеяла и меха для сна. И тело. Она лежала на спине, раскиданные ноги рассказали о ее судьбе. Тускло серели волосы. Никакого блеска. Двенадцать мертвых Белых. У нее было перерезано горло. В этом лагере что-то пошло не так. А Би оказалась в центре всего этого. Я двинулся к следующей палатке.
Эта сохранилась лучше. И снова я потянулся к ней и снова не ощутил никакой жизни. Мой нож с шуршанием разрезал ткань. Я сделал надрез крест-накрест и расширил его, чтобы впустить внутрь свет. Никого. Только пустые одеяла и меха. Мешок для воды. Чья-то расческа, теплый носок, брошенная шапка. Запах. Не Би. Би всегда пахла очень слабо. Нет, это запах Шайн, ускользающий след одного их ее любимых тяжелых ароматов. С ним мешался запах, но мне хватило, чтобы понять, что она была здесь. Я разорвал ткань и вошел внутрь. Сильнее всего запах был в углу, а на шкурах рядом я уловил еле слышный запах Би. Я поднял одну, прижал к себе и вдохнул. Би. И запах болезни. Мой ребенок болел.
Пленница. Больная. И пропала. Холодный убийца во мне сражался с испуганным отцом. Внезапно они слились, и любые сомнения в том, что я могу и должен сделать, чтобы вернуть Би, исчезли навсегда. Все, что угодно. Я должен сделать все, чтобы вернуть своего ребенка. Все.
Я услышал звуки за палаткой. И застыл, еле дыша. Потом вышел наружу так, чтобы увидеть весь лагерь. Чалсидианский солдат только что сложил дрова рядом со старым кострищем, самому близкому к маленьким палаткам. Он опирался на меч. Когда я увидел его, он со стоном опустился на одно колено. Его другая нога, крепко перевязанная, мешала ему опуститься ниже, чтобы раздуть угли. Тогда он наклонился вперед, пытаясь ногой расшевелить их. Через мгновение показалась крошечная струйка дыма.