За десять лет, прошедшие после окончания колледжа, я изменила многие свои мнения и пристрастия, но в одном я не изменила мнения ни на йоту.

Я не создана для того, чтобы быть медсестрой, – и никогда не найду в себе сил для такой работы. Все, точка!

Увидев, что больной немного полегчало, я вытерла ей грязное, потное лицо и с удивлением заметила, что она совсем молоденькая, наверное еще девочка.

– Тебе лучше? – ласково спросила я.

– Да, госпожа! – Голос у нее был слабый, но губы дернулись в подобии улыбки. – У тебя такие ласковые руки… и такие прохладные!

Я осторожно уложила ее на подушку и убрала волосы с потного лба.

– Госпожа, благослови меня! – Еле слышные слова задели меня за живое, как бывало всякий раз, когда жители Партолона просили моего благословения.

В тот день я повторила то, что делала столько раз, что уже потеряла счет: склонила голову, закрыла глаза и взмолилась:

– Эпона, пожалуйста, сохрани и утешь эту девочку!

Открыв глаза, я улыбнулась больной.

– Попозже я еще к тебе подойду и проверю, как ты, – уже неизвестно в какой раз пообещала я.

Еле волоча ноги, я подошла к кувшину – помощницы Каролана без конца подливали в них чистую горячую воду. Я вытянула руки, и одна помощница выдавила на мои загрубевшие ладони мыло из флакона, а другая осторожно стала лить воду. Намыливая руки, я краем глаза следила за Кароланом. Целитель целеустремленно ходил от одного тюфяка к другому. Его движения были быстрыми и уверенными. Казалось, он не знает усталости.

Вытерев руки, я потянулась и запрокинула голову, разминая затекшие мышцы шеи. До чего плечи сводит! Услышав, как чей-то слабый голос окликает меня по имени, я механически ответила:

– Сейчас приду!

Оказалось, что тело меня не слушается. Ноги не шли. В животе забурчало. Интересно, сколько прошло времени с тех пор, как две помощницы Каролана принесли нам обед, состоящий из сыра, хлеба и холодного мяса? Сыр был нарезан сердечками; мы с Кароланом рассмеялись, увидев, какой свадебный подарок приготовила ему Аланна.

Теперь я поражалась тому, что еще в состоянии смеяться. На меня навалилась страшная усталость – и не только телесная. Я чувствовала себя совершенно разбитой. Вот я, учительница английского и литературы из Оклахомы, стараюсь утешить тяжело больных людей. И они верят в меня. Они даже просят, чтобы я их благословила!

Рассказывать им истории я еще могу. И читать стихи тоже. Я даже могла бы, пожалуй, растолковать им символику самых туманных и непонятных стихов Кольриджа…

Но быть богиней или жрицей – увольте!

Я почувствовала себя беспомощной, никуда не годной. На глаза навернулись слезы.